Один поцелуй тринадцать лет назад… Мягкие девичьи губы, призыв в широко распахнутых глазах, и Родерик рвет с невестой, откладывает начало кампании и мчится в соседнюю страну добиваться разрешения Объединенного магического совета. И ведь он его получил. Убедил кучку маразматиков из разных земель, что его брак с леди Оливией Бланш, дочерью барона, самым сильным Светочем Фересии за последние тридцать лет, пойдет на пользу всему континенту.
Если бы она любила, то не сломалась бы за пару дней. Не пошла на поводу у его покойной королевы-маменьки, не прислушалась к своим родителям, — ее отец как раз выбрал момент, чтобы улечься на смертный одр, — что брак с Родериком Конрадом переведет затаенную вражду между братьями в разряд смертельной.
Но ведь он сам повел себя, как краков идиот. Нельзя было ожидать такой стойкости от восемнадцатилетней девочки. Сложись бы обстоятельства иначе, и она ответила бы на его чувства по-настоящему. Светочи, как правило, однолюбы. На первое время хватало бы и ее влюбленности.
В тех обстоятельствах, ему казалось, что он сделал все правильно. Однако принял решение об их свадьбе только к утру. Написал ей, чтобы ждала официального заявления и держала язык за зубами, а Лив, наверное, как все девицы, сразу побежала к матери.
Что толку возвращаться к этому сейчас? Да, он бы подхватил ее на руки еще на балу, как только закончился вальс, и больше не выпускал. Держал при себе каждый день и каждый час. Тогда бы никакие мамаши с «самыми лучшими намерениями» не вмешались в их будущее.
У него же ушло пять или шесть часов, чтобы набраться смелости, и еще сутки — чтобы все организовать… И все, эти бумажки стали никому не нужны. Лив записала для него обращение, потому что, как она тогда сказала, видеть его было для нее слишком больно. Она просила простить ее настойчивость, не искать больше встреч. Мол, она не готова ни к такой ответственности, ни к печальным последствиям для всей Фересии.
Он все равно приехал в дом к Бланшам — и нашел там двух рыдающих женщин, которые оплакивали отца семейства. Оливия повторила ему отказ еще раз слово в слово. Но он настаивал, говорил, что будет ждать, сколько нужно для того, чтобы она успокоилась… Через три недели безутешная Оливия вышла замуж за сэра Говарда Клемента, виконта Олди и практически сразу понесла.
Родерик уже не помнил, что добило его больше. Тогда впервые он поблагодарил войну за возможность отвлечься — сражения следовали одно за другим, а смерть шла за ним по пятам.
Беременность не наступила бы, испытывай к нему Лив что-то серьезное. В ее случае положительный результат гарантировался только в случае, если супруг превосходил Лив магически или же она была в него влюблена. А Говард, дальний родственник Конрадов, полностью потерял магию. Жить ему оставалось от силы несколько месяцев… Вот почему он уцепился за брак со Светочем.
Стефан, мерзавец, демонстративно держался подальше от этой истории. Целый месяц он жил в Лероне и не возвращался в столицу. Его жена только что потеряла ребенка.
С братом они нормально поговорили только месяца через три. Тот, разумеется, отрицал свою причастность к скоропалительной женитьбе Клемента, настаивая, что она целиком была инициативой Бланшей. Однако изображения со свадьбы, сделанные газетчиками, до сих пор стояли у Родерика перед глазами. Оливия на них походила на живой труп, а не на девушку, готовую вкусить прелести первой любви.
Прогнозы врачей также выглядели отвратительно. Он вынудил брата отпустить чету в поместье и запретил аристократам появляться у них, чтобы не вредить и без того нездоровой Лив, все силы которой уходили на вынашивание ребенка.
Если бы она стала его женой, он бы ни за что не допустил настолько скоропалительной беременности. Берег бы ее еще несколько лет как минимум.
Эти воспоминания будто содрали с него кожу. Костяная чернильница на столе полыхала фиолетовым пламенем.
Потом князь встречался с Лив еще пару раз на больших приемах. Она держалась отстраненно, не поднимала на него глаз. Его это не задевало. Разбитое не склеить. После рождения у Клементов ребенка он возобновил помолвку с Аурелией. Они довольно быстро поженились и не стали тянуть с наследником.
Однако выводы для себя Родерик сделал. Хотя любовь умерла, ненависть не родилась. Чтобы не угрызаться чувством вины, — других мотивов он не видел, — Конрад продолжал следить за сводками консилиума, наблюдавшего Лив. Поэтому ему удалось своевременно отправить ее в Латрок.
Иногда он забывал о том, чувства вообще были, и воспринимал это как затяжную игру против Стефана. Брат делал малейшее движение, чтобы подвинуть Лив к себе, и Родерик тут же вмешивался. Светоч уютно устроилась в своем маленьком гнездышке под прицелом двух ядовитых пауков и ни о чем не подозревала.
Вот только между ним и Стефом имелось одно важное отличие. Он следил за Лив не для того, чтобы воспользоваться ею самому. Король ее не получит, и точка. Оливия натерпелась от них достаточно и заслужила право на свою любимую глушь. Но сама Бланш, этот проблемный Светоч ему, конечно, не нужна… Так он думал до сегодняшнего дня. Или, скорее, до того момента, как Стефан отчаялся настолько, что решил натравить на Лив своего карманного распутника Санти.
Получив наводку, Родерик в этот раз не взял на раздумья и часа. Он приехал на виллу, закрыл графу рот заклятием немоты и вместо него произнес слова пари.
Щелчком пальцев князь потушил чернильницу. Оливия преступно хороша. Исчезли почти детские щечки и очаровательный румянец. И, главное, пропал затравленный угасший взгляд, отличавший ее после свадьбы. Глаза вновь сияли вызовом и упрямством.