Лето наших надежд

22
18
20
22
24
26
28
30

Хмуро смотрю на Александрову, которая с обреченным выражением крутится на кушетке, пока медсестра «Синички» хлопочет вокруг нее, измеряя температуру и давление.

— Сиди спокойно, — резковато бросаю я, раздраженный ее беспечностью. — И дай Римме Ивановне сделать свою работу.

Сейчас, когда Лера в безопасности, я, наконец, позволяю себе немного передохнуть. Эта пружина внутри, которая болезненно сжалась в тот момент, когда рано утром я открыл дверь и увидел на пороге встревоженную Катю, распрямилась. Но стало ли мне легче? Вряд ли. В голове все еще возникают беспорядочные картины того, что с ней могло случиться ночью в лесу. И от одной мысли, что я мог не найти ее так быстро, у меня на спине выступает липкий пот.

Я смотрю на склоненную белокурую голову, спускаюсь вниз по хрупким позвонкам, гипнотизирую взглядом шею, к которой прилипла влажная прядь, любуюсь ее лицом. На щеках все еще заметны высохшие дорожки слез, губы слегка дрожат, темные круги под глазами отчетливо контрастируют с бледной кожей. Если бы с ней что-то случилось…

Медсестра берет в руки стетоскоп и, замерев, посылает мне выразительный взгляд через плечо.

— Выйдите, молодой человек, — строго говорит женщина.

Я не хочу выходить. Естественно. Это глупо, но сейчас мне просто страшно спускать с Леры глаза, как будто она может исчезнуть, как делает это постоянно.

Мои взгляд находит встревоженные фиалковые озера — она смотрит на меня смущенно, напряженно и, наверное, немного подозрительно. Не удивительно после того, что я устроил накануне.

— Я жду, — напоминает о себе Римма Ивановна.

— Я буду за дверью.

Уже там, в коридоре, я устало закрываю глаза и сползаю по стене на пол. Голова разрывается от мыслей и вопросов. Многие из них я хочу задать Лере: кто постоянно ей звонит, почему она плакала, зачем на ночь глядя пошла гулять. На другие я бы хотел найти ответы в самом себе, потому что пока вопросов к себе у меня больше, чем ответов.

Где-то в отдалении хлопает дверь, слышатся торопливые шаги.

— Как она? — хриплый голос Панина разрезает тишину больничного крыла «Синички».

— С ней все будет в порядке, — отвечаю я, вставая на ноги. — Римма Ивановна ее осматривает.

Я все еще злюсь на директора за бесцеремонные слова, которые он сказал мне вчера, но сейчас это отходит на второй план. На его лице — тень неподдельного беспокойства и страха. Мне ли его не понять.

— Может быть, стоит отвезти ее в город? В больницу? — спрашивает он, заламывая руки.

— Давайте дождемся, что скажет Римма Ивановна, — предлагаю я.

Забавно, но моя первая реакция на случившееся — немедленно посадить Леру в машину и повезти в город, чтобы ее обследовали врачи. Сейчас, когда страх немного опустил, когда я своими глазами увидел, как профессионально выполняла свою работу штатный врач «Синички», я готов прислушаться и к самой Лере, которая убеждает, что в порядке, и к Римме Ивановне.

Панин опускается на кушетку у стены. Какое-то время мы сидим в тишине, которая позволяет слышать приглушенные звуки разговора за дверью, но разобрать слова не представляется возможным.

— Что с ней произошло? — спрашивает Панин, когда молчание затягивается.