Мы лежали, полностью обнаженные и обессиленные, просто выбрали каждый себе точку на полотке и в свете всего-то двух свечей смотрели куда-то. Молчали.
— Умирает! Умирает! — закричали в коридоре. — Емельян Данилович умирает!
— Да что же это такое? — выкрикнул я в сердцах.
Я бросил беглый взгляд на так и не шелохнувшуюся, лежащую с глупой улыбкой обнаженную Эльзу и выбежал в коридор, благо, что вспомнил и быстро натянул штаны.
— Кто ещё умирает? — спросил я, едва выскочив из спальни.
— Емельян Данилович, — плача, сказала Саломея.
Глава 16
Услышав такое, я вернулся в квартиру, спешно накинул рубаху и ринулся в комнату к Емельяну.
— Что случилось? — спросила Эльза.
— Я разберусь! — сказал я и вышел.
Наверняка, вдовая красотка ждала каких-то других слов. Не верю, что есть столь эмансипированные женщины, которым не нужно сказать нечто обнадеживающее, правильное после того, как она и душой телом отдалась. Но… Емельян же умирает. Во что, кстати, верилось с трудом — я уже догадывался, что именно с ним случилось.
Я вошел, изо всех сил стараясь не смеяться вслух — впрочем, ухмылку согнать с лица не удавалось, тем более, что я в пару мгновений понял, что был прав. Голос Емельки, огражденного ширмой, звучал приглушенно, хотя причитал он довольно громко.
— Умираю! Как же такое? Не было никогда же! Лекаря кликните кто! — охал управляющий, перемежая всё это со стонами.
Понятное дело, что за ширмой сидел он без порток и занимался крайне важным и, что главное, очень срочным делом.
— А нечего было есть пирожные! — пряча смех, сказал я.
— Самолея, курва малая, я же выпорю тебя! — уже стонал Емельян.
— Никого ты не выпорешь. Что ты делал в комнате Саломеи и Прасковьи? Параску искал? Скучно тебе, охальнику, было? Так то Бог тебя за греховные мысли и наказал, — отчитывал я управляющего.
Ничего страшного, на самом деле, не произошло. Пирожные, которые были куплены на послезавтра, уже спрыснули из того флакончика, который вечером принесла, как я и планировал, Саломея из аптеки. Предполагалось, конечно, дать кому-то на пробу такое, чтобы понять эффект действия, хоть и жалко мне было людей. Думал я даже умерить вопли совести и скормить одно пирожное Вакуле или Петро, а тут вот как вышло.
Получается, и я греха не совершил, и тать наказан.
— Сколько ж пирожных съел? — спрашивал я уже подчеркнуто деловым тоном, будто доктор.