Гагарин знал, что за представлением наблюдают сотни миллионов глаз, американцы превратили его в настоящее шоу, что несказанно злило. А что поделать? Сотрудничество с NASA — необходимая реальность, значит, с их пожеланиями и стремлением к театральной показухе придётся считаться.
Шаттл «Колумбия» вышел на окололунную орбиту, притащив в объёмном грузовом отсеке двухместный спускаемый аппарат советского производства, спроектированный для миссии «Аэлита» диаметром четыре с половиной метра. Он, в отличие от тонкостенного марсианского проекта, был оборудован достаточно толстой защитой, способной не только длительное время защищать обитателей от солнечного ветра и излучений, долетавших из глубины космоса, но и выдержать удар вспышки на Солнце. Кроме того, в челноке имелся дополнительный модуль диаметром четыре и длиной пять метров — будущая медико-биологическая лаборатория. Кормовая часть челнока содержала резервуары с керосином и сжиженным кислородом. В обычной конфигурации три основных двигателя корабля жгли горючее и окислитель из здоровенного одноразового бака, присоединённого к брюху самолёта. Для полёта к Луне шаттл получил запас топлива, позволяющий работать этим двигателям и после сброса бака — ценой уменьшения полезной нагрузки. Кормовые гептиловые движки, придававшие поступательное движение, исчезли, но это малое утешение, потому что пришлось заменить и значительно усилить дополнительные двигатели в носовой и кормовой части, придавшие космическому аппарату свойства палубного истребителя «Харриер» для вертикального взлёта-посадки.
Схему полёта, для советской стороны ценную испытанием марсианского спускаемого аппарата, Гагарин считал пижонством. Всё это хозяйство доставить к Луне ионным буксиром дешевле и проще, им же утянуть обратно. Американцам свербело осуществить посадку и взлёт челнока непосредственно с поверхности небесного тела, а не только покружиться по орбите. Необходимость поднять с Луны десятки тонн массы ракетоплана, для чего нужны мощность и топливо, съела возможность привезти на поверхность тонны полезностей. Тот же модуль из-за урезания допустимой массы путешествовал пустой как барабан, вынуждая довозить оборудование дополнительно и монтировать в походно-космических условиях, а не в цеху.
Подготовку к этому полёту они начали задолго до контракта с советским правительством, но чисто в советском духе: нагородить себе трудностей и героически их преодолеть. Конструкция шасси ракетоплана не позволяла их выпускать более одного раза за полёт, потому что гондолы шасси прячутся за плитками теплозащиты, разрушаемой выходящими стойками перед заходом на ВПП. То есть поверх теплового экрана аппарат обзавёлся титановой рамой, принимавшей его вес, в шестеро меньший, чем на Земле, но всё равно огромный. Зачем? Небольшая одноразовая ракета вроде той, что применялась по программе «Аполло», вполне бы вернула людей на орбиту в просторный салон «Колумбии», спокойно обождавшей бы на орбите.
Ладно, вы платите — вы и играете по своим правилам, махнула рукой советская сторона.
После шести витков вокруг Луны лётчик-космонавт СССР Иван Лавейкин и астронавт-исследователь NASA Джоан Витенберг перешли из кабины шаттла в спускаемый аппарат. Роботизированная рука извлекла его наружу и выпустила в свободное плавание. Через сорок три минуты он благополучно прилунился в кратере Шеклтон на южном полюсе.
Козлов может рукоплескать себе и коллективу, подумал Гагарин, но только похлопывая по столешнице единственной рукой. Техника, собранная на «Прогрессе», отработала безукоризненно.
Спускаемый аппарат застыл на гребне кратера и развернул панели солнечных батарей, на Марсе практически бесполезных из-за большего расстояния от Солнца и песчаных бурь, а здесь вполне уместных. Когда опала пыль, вздыбленная ТДУ мягкой посадки, камеры передавали чрезвычайно контрастную картину: ярчайший свет на солнце и беспросветная антрацитовая тьма в тени. В свете прожектора объективы выхватывали днище кратера, его ближайшую к кораблю часть, сравнительно гладкую и полого уходящую вниз.
Здесь, в царстве вечного холода и чёрных теней, скопились кубические километры льда, составляющие для нескольких поколений запас кислорода для дыхания, воды для питья и топлива для кислородно-водородных ракет, опускающихся сюда на дозаправку. Со временем в кратер опустится достаточно мощный ядерный генератор, обеспечивающий нагрев льда до жидкого состояния и электролиз.
А пока на Земле с континента на континент перекатывались волны восторга, люди вернулись на Луну после длинного перерыва, теперь не наскоком — всерьёз и надолго, озаботившись развёртыванием постоянной обитаемой базы.
Правда, пока эта база будет оставлена — до прибытия следующей миссии с новыми грузами.
Через сутки интернациональная пара развернула шлюз и совершила первый выход на лунную поверхность. Американка вопила в эфир I’m happy! I’m so happy! Мол — счастлива до невозможности. Советский космонавт, переждав всплеск её энтузиазма, приступил к главному — уточнению места посадки для «Колумбии».
Одиннадцатого мая первая леди США удостоила ЦУП в Звёздном городке личным присутствием, первый сэр США тем же самым осчастливил Хьюстон, хоть оба могли следить за посадкой по Ти-Ви из Белого дома, прямую трансляцию вели все федеральные каналы Соединённых Штатов и Центральное телевидение СССР. К высадке на Луне интерес подогревался несколько искусственно, он, конечно, не мог соперничать с ажиотажем времён посадки Гагарина и экипажа «Аполло».
Генеральный секретарь ЦК КПСС не посетил Звёздный, ограничился ролью телезрителя, и Юрий Алексеевич впервые в жизни оказался благодарен Гусакову, приставленному к главной феминистке западного полушария и принявшему на себя шквал её красноречия. В отличие от дочери, он по-английски не знал даже «ез, ыт ыз» и «окай», поэтому слушал переводчика и раз в несколько минут вставлял нечто безумно уважительное. Нашедшая столь благодатные уши, миссис Мондейл прониклась к толстому чиновнику неподдельной симпатией, похоже, частично простила ему, что он — мужчина. Они идеально подходили друг другу ещё и в силу одинакового уровня понимания космической техники, примерно нулевого.
Гагарин случайно подслушал, как американку прозвали сотрудники ЦУПа — очень неприлично, используя первые четыре буквы её фамилии. Поделом!
Та замолкала сравнительно надолго лишь в самые значимые моменты, прижимая наушник, транслирующий переговоры на английском языке или с английским синхронным переводом. На все американские каналы, на Великобританию и на остальной англоязычный мир вещала, естественно, женщина, в силу политкорректности — чернокожая и бодипозитивная.
— Русский майор Ловеукин и астронавт США мисс Витенберг установили причальный маяк в ста восьмидесяти ярдах от русского посадочного модуля, — рассказывала Опра Уинфри. — После выгрузки биологического отсека из шаттла специальной роботизированной рукой этот отсек будет доставлен к станции на колёсном шасси. Его масса на Земле составляет две тонны, но на Луне она в шесть раз меньше.
Ещё одна… гм… большая специалистка, подумал Гагарин. Масса везде одинаковая, на Луне меньший вес.
— Расстояние в сто восемьдесят ярдов выбрано не случайно, — продолжала щебетать Опра. — Если дальше, то увеличивается дальность транспортировки отсека. Если ближе, существует риск повредить русский посадочный модуль, где, напоминаю, находится гражданка США.
То есть, не будь американки на борту, по логике Уинфри, можно ронять челнок хоть на крышу спускаемого аппарата. С кем мы сотрудничаем!