– Помогает, – уверенно подтвердила женщина. – И ходунки выдали вот, и пару колясок инвалидных — домашнюю и для прогулок, и вон сколько бытовой техники! Конечно, кое-что подождать пришлось, но не сказать что долго. Коляски второй сразу не было, партия в пути задержалась. Но ничего, мне позвонили, как всё пришло и сразу сын всё получил. Протез, кстати, тоже за счёт государства, а он почти полмиллиона стоит! Два протеза: обычный, и «для купания», в котором в душ ходить можно.
– И оба — по пол миллиона?
– Ну да, около того, – закивала женщина и начала озираться, словно бы что-то ища. – Тут где-то даже бумаги с точными цифрами есть, если любопытно. Семьсот восемьдесят… три, кажется, тысячи последний протез стоил.
– Последний?
– Разумеется! Их же менять надо периодически. И всё — за государственный счёт. И коляски новые выдают периодически, и прочее. Лекарства, опять же, анализы разные и обследования в поликлинике. Ну, это само собой, но всё же.
– Ну, кому само собой, а кому и не очень, – с грустью усмехнулся я.
– Нет, вам-то ясно не выдают, но вы ещё молодые, вам до лекарств далеко, а мне сын целыми пакетами приносит запасы, не хуже как за продуктами ходит.
– Вы правы, но я не об этом. Я просто недавно одних товарищей слушал в интернете и они обсуждали и радовались, как им хорошо в их стране живётся, в Японии: пришлось в больницу сходить, там перевязку сделали, укол от столбняка поставили, или что-то вроде того да кровь на анализ взяли. И за всё за это взяли всего-то двести долларов, когда в Америке за то же самое пришлось бы все две тысячи выложить! А я слушаю и даже этой радости понять не могу, ведь у нас всё это совершенно бесплатно. Можно и платно, само собой, но просто как возможность именно — есть же! А там даже для граждан страны такое не задумано ни в каком виде.
– Ой да, тут ты совершенно прав, Борь! У меня подруга в Норвегии живёт, так ей не то что лекарства не выдают — она их купить не всегда может! И это в Норвегии, богатейшей и лучшей для жизни стране Европы. У неё муж диабетик, ему таблетки постоянно нужны, так их сын полстраны околесит пока их сыщет.
– Да уж, что не говори, а страна у нас хорошая, – решил подытожить я. – А кто считает иначе — плохо знает, что в других твориться.
– Хорошая, да. Хотя и нюансов хватает, уж будем честны. Сколько же бумаг нужно собрать, что бы всё это оформить и получить… Впрочем, в последнее время уже значительно меньше, всё стараются упростить и автоматизировать. С другой стороны, в области не факт, что всё так радужно, даже если и должно быть абсолютно так же. Но дай вам Бог, Боренька, никогда этого не узнать, ни про бумаги, ни про протезы с лекарствами, ни всё прочее.
– Согласен, Марина Владимировна, золотые слова!
– Прошу вас: просто Марина!
– Хорошо, Марина. Так что от меня требуется, чем я могу помочь?
– Мне холсты мешают, я пройти не могу, – она смущённо кивнула куда-то за себя.
Проследив за её взглядом я увидел у её ног стопу приваленных к холодильнику, упакованных в полиэтиленовую плёнку связок холстов. Художественных холстов, сиявших белизной и натянутых на деревянные рамы. Взгляд предательски зацепился за этикетку на одной из упаковок и мозг тут же покорился, поправив сам себя — на подрамники!
В любом случае, холсты покоились на жёстких деревянных каркасах, их было много и они действительно перегораживали проход в дальнюю часть комнаты, где, рядом с заваленным множеством тюбиков с красками и кистями столом, стоял высокий мольберт с установленной на нём начатой картиной.
– А вы художница, Марина?
– Скорее любитель, – смущённо поправила меня женщина, заливаясь румянцем. – Я с детства мечтала заниматься живописью и вот, на пенсии осуществляю свою давнюю мечту, не взирая ни на травму, ни на остальное.
– А разве отсутствие ноги мешает рисовать? – усмехнулся я,… и тут же осознал, что ляпнул. – Простите пожалуйста! Я не…