Неожиданное известие заставило его мысли течь в другом направлении. Любовник служанки, выпив от горя, что его девка на его глазах соблазняла сеньора, поведал:
— Дурное место это Талоссо. В старые времена здесь колдуны жили да ведьмы, и сейчас одна на отшибе осталась.
— Ведьма? Инквизиция её не сожгла? — поразился словам сообщника кабальеро.
— Инквизиция безобидных крестьянок или торговок жжёт, а настоящие колдуны или ведьмы ей не по зубам.
— Что за вздор!
— Правду говорю! Дом чужак купил, из своих никто бы на него не позарился, проклятое место. Старики сказывали, раньше здесь жертвы дьяволу приносили, потом вроде ушли ведьмы, а кто дом ни построит, тот вскорости помирает или сходит с ума.
— Ничего себе дом сеньор Гонсалес купил!
— Говорю ведь — чужак!
План, вспыхнувший в голове разбойника, потряс его самого. Язык присох к горлу, в глазах потемнело, но каждый шаг вырисовывался с пугающей ясностью. Есть дом с дурной славой. Есть ведьма, может быть, колдуны. Придать ограблению вид колдовства с жертвоприношением — и никто не подумает на обычных разбойников, не трогавших храмы и прослывших благочестивыми. Дон Себастьян де Суэда возьмётся за расследования колдовства со всем пылом начинающего карьеру следователя. Его светлость будет доволен, что инквизитор наконец-то занялся прямыми обязанностями. Разбойники уйдут в тень. Ограбление не заметят, особенно если ценности, способные выдержать пламя, оставить в доме, а серебряные вещи заменить заранее оплавленными кусками металла.
Дон Стефало отдавал себе отчёт, что берётся за самое крупное и опасное в своей жизни дело, зато в случае удачи сорвёт сказочный куш. Должность королевского ревизора стала его путеводной звездой. Щедрое жалование в две тысячи дукатов, которым кабальеро не собирался довольствоваться, меркло при мысли о чести, которую принесёт доверие короля. Никто из рода дель Соль не поднимался так высоко, а для далеко не старого дона Стефано это станет началом карьеры. Через несколько лет можно будет подумать о повышении, переводе в столицу или… Мечты полетели в горние выси. Его светлость герцог де Медина станет слишком стар для хлопотной должности губернатора. Королевский ревизор, пусть и не титулованный, если докажет преданность короне и обзаведётся нужными связями, сможет занять главный в Сегилье пост.
Кабальеро пришлось тряхнуть головой, чтобы освободиться от завладевших его разумом и душой перспектив. Нужно завершить дело, которое станет главной ступенью к вожделенному возвышению.
Оставалось выбрать день, когда у Гонсалесов будет меньше народу. Служанка сказала — подмастерья на праздник разъедутся по домам, а сеньор Гонсалес с женой останутся.
Назначив ограбление на ближайшую ночь, дон Стефано со своими людьми засел в засаде. Неожиданно на дороге показалась карета и направилась к дому ювелира. К хозяину приехал сын с женой и маленьким сыном. Дон Стефано был зол — в живых нельзя было оставлять ни одного свидетеля, но и откладывать дело нельзя. Другой случай может не представиться долго, а подарить солонку герцогу де Медина нужно раньше, чем тот всерьёз займётся сбором сведений о человеке, желающем получить пост королевского ревизора. Тем более — от этой мысли кабальеро скрипнул зубами — губернатор способен подыскать другого кандидата на должность.
Когда семейство отправилось спать, служанка исполнила свою роль и открыла дверь. Ни одна собака не гавкнула. Сообщники быстро прошлись по дому и убили спавших слуг. Не желая тратить время на обыск дома, сеньор дель Соль приказал разбудить хозяев и привести их в гостиную, а сеньору Гонсалесу велел достать из тайников всё ценное, что есть в доме. Разбойник скрывал лицо, рассчитывая, что ювелир будет покладистее с простыми грабителями и не станет спорить с ними в присутствии жены и невестки.
Расчёт оправдался. Сеньор Гонсалес молча выложил драгоценности и монеты, однако солонки среди них не было.
— Вы принесли не всё, — глухо сказал кабальеро.
— Уверяю вас, сеньор, ничего больше ценного для вас нет.
Дон Стефано резким движением сорвал с лица маску и выкрикнул:
— Солонка!
Поражённый ювелир побледнел, понимая — раз грабитель показал ему лицо, значит, в живых не оставит, но у пожилого мужчины хватило силы духа произнести: