— Сеньор, что с вами? Вам нехорошо?
Слова отца Мартина помогли разбойнику взять себя в руки:
— Не беспокойтесь, святой отец, я в прошлый раз был здесь в день поминовения и сейчас вспомнил покойных родителей.
— Вы их, должно быть, очень любили? — наивно улыбнувшись, произнёс старик.
— Я очень любил отца, — в кои-то веки дон Стефано сказал чистую правду.
Незадолго до сумерек, дожидаясь слугу, который должен был доложить о возвращении сеньора Рамиреса, кабальеро услышал шум. Поначалу ему показалось — где-то ссорятся, но потом крики стали слишком громкими для мирного наполовину обезлюдевшего Хетафе.
Кабальеро сидел под навесом и смотрел в сторону, откуда до него доносился шум, в котором стали различаться слова: «Ведьма! Сжечь! Инквизиция!» Взволнованный хозяин харчевни боязливо шепнул:
— У нас начался падёж скота, будто мало нам неурожаев!
Внезапно на площадь выбежала женщина, изо всех сил стремившаяся скорее добраться до дома идальго. Должно быть, отчаяние придало ей сил, и она сумела опередить преследовавших её селян, швырявших камни. Дон Стефано, наблюдая за травлей, предпочёл укрыться в тени. Никогда раньше кабальеро не видел подобной расправы и не хотел даже близко подходить к беснующейся толпе. Открывшаяся калитка ворот усадьбы идальго изумила сеньора — неужели Инес хотела впустить в дом преследуемую односельчанами ведьму? Женщине наперерез бросился какой-то детина и загородил спасительный выход, а другой крестьянин оттащил ведьму в центр площади.
«Её сразу сожгут или опомнятся?» — про себя любопытствовал кабальеро.
Подобные случаи в Эспании были нечасты — власти старались пресекать самоуправство и строго наказывать виновных в нём. Однако теперь, когда провинция наполнилась слухами о жертвоприношении дьяволу, перепуганные простолюдины забывали об обязанности передать подозреваемых в руки святого суда. Женщину могли и без огня забить до смерти, что было разумно — подобную гибель легко списать на несчастный случай.
Неожиданно расправу прервал звук ружейного выстрела.
Отставной лейтенант, только что спешившийся у таверны, не выпуская оружия, бросился прямо в толпу. Люди перед ним расступались, однако смотрели угрюмо. Сеньор Рамирес быстрым шагом подошёл к упавшей на колени и закрывшей лицо руками жертве обвинения в колдовстве, заслонил её и обернулся к односельчанам:
— Думаете, криком спасёте свой скот? Мартинес, — отставной лейтенант гневно глянул на самого визгливого мужика. — На той неделе я велел тебе вырыть канаву и отгородить наше пастбище от наползающего болота! Где эта канава? За тобой нужно следить, как за трёхлетним ребёнком? А ты, Лопе, забыл починить плетень, через который коровы шастают к старому пастбищу дона Хосе. Там багульник расползается без всякого колдовства!
— Сеньор, откуда в наших горах багульник? — осмелился спросить какой-то старик.
— Оттуда же, откуда болото! Забыли, сколько лет наша речка перегорожена? Там столько дряни разрослось, а вы вздумали обвинять сеньору Хасинту!
Заговорил староста:
— Прошу прощения, идальго, Хасинту сегодня видели возле пастбища — она травы несла!
— Ну да, собрала сделать настой для своего сына, у нас травы используют и для мытья, и для лекарства!
— Но сейчас…