– Нет, – ответил Филипп. – Возможно, когда-нибудь. Если хорошо попросишь.
В его голосе прозвучал отчетливый намек, и я передернулась от отвращения. Не судьба мне увидеть тетю.
– Я приглашаю тебя на прогулку, – недовольно сказал Филипп.
Он поднялся и подал мне руку, но я, конечно, встала сама. Надела туфли, вопросительно посмотрела на Филиппа, и он, оглядев меня с головы до ног, удовлетворенно кивнул.
– Мне нравится, что ты красивая, – похвалил он меня, как какой-то предмет, и пошел вперед.
Стражники расступились, но остались на месте охранять дверь, которую, к счастью, починили.
– Сегодняшнее представление пошло слегка не по плану, – продолжил разглагольствовать Филипп, пока мы шли по узкому коридору.
Будь у меня нож, сумела бы я воткнуть его в спину Филиппу? Я почти воочию представила рукоятку, торчащую из-под его лопатки, и алую кровь, растекающуюся по белому пиджаку. Но вряд ли бы мне хватило духу. Приходилось признать, что я слабачка. Вот женщина-кошка, что сражалась на арене, не дрогнув перерезала бы ему горло своим хвостом, а потом разодрала бы грудь, вырвала сердце и съела, не подавившись. А мужик, похожий на быка, забодал бы его и поднял на рога. Геррах бы не стал нападать со спины. Он бы предпочел честный бой и вонзил меч в Филиппа, глядя в его бесцветные глаза.
– Перевертыши победили магов на арене, но так не должно было быть, – говорил Филипп. – Я же вспомнил о продолжении легенд. О дочерях богини, которые решили спасти мать от заточения. Они не сумели сломать решетки и запоры, поставленные богом-отцом, и вместо этого сотворили для матери другой мир, в котором было все то, что и в настоящем, и даже больше. Что ты умеешь, Амедея?
Вопрос прозвучал внезапно, и я слегка растерялась.
– Твой артефакт, с драконьей чешуей, довольно хорош, – похвалил Филипп.
Сперва я испугалась, что он нашел ключ, а после едва не рассмеялась от облегчения, осознав, что речь о защелке. Лучше бы Филиппу не знать, на что я способна.
– Ты ведь нигде не училась?
Я покачала головой.
– Ты видишь потоки силы?
– Нет, – не соврала я.
Не вижу, а слышу. Руны на груди Филиппа, к примеру, звучали как скрежет по стеклу.
– Думаю, отец-бог правильно сделал, приказав убивать своих дочерей, – сказал Филипп. – Они посягнули на то, что и так совершенно. Усомнились в нем.
– Но ты ведь гордишься своим усовершенствованием, – напомнила я. – Что ж не остался таким, каким тебя сотворили?
Нахмурив брови, Филипп повернулся ко мне, и я прикусила язык. Зачем только его дразню?