— Мы стучать пробовали, — сказала одна из Март. — И окошко осмотрели, там решетка, не поломаешь.
— Вы бы все же облачились, барышня, — сказала другая. — Ваш туалет оставляет желать…
Я взглянула на алые чулки и алые же туфельки, которые горничные разложили на кровати и решила, что в сочетании с моим измятым платьем, смотреться они будут даже хуже, чем босые ноги.
— А в ванну все равно не полезу.
— Как пожелаете, тем более что вода, наверное, успела остыть.
Платье оказалось впору, крой подчеркивал все обильные выпуклости, насыщенный цвет, вопреки ожиданиям, не делал наряд ни вычурным, ни вульгарным.
Из дюжины шпилек — прочие я растеряла во время ночных приключений, поддержку для прически соорудить не получалось.
— С распущенными волосами даже эффектнее, — решили девицы, подведя меня к настенному зеркалу.
«Бим-бом! — где-то за стеной отбивали часы. — Бим-бом, бим-бом, бим-бом».
Четыре, скоро рассвет.
Я посмотрела в окно, на далекий морской пейзаж, расчерченный клеточками решетки.
Как там мой Зорин? Сможет ли сам пробудиться? Он же к Маняшиным зельям непривычный.
— Что делать прикажете? — Девица Царт стояла у двери. — Постучать?
— Сесть прикажу и ждать. Нечего нам прекрасных пленниц разыгрывать. Пусть тюремщики сами к нам идут. — Я кивнула на кровать. — Обо мне, как бы дело ни повернулось, не заботьтесь. Только случай представится — бегите.
— А как же вы, барышня?
— Я, в отличие от вас, ни поруганию, ни обиде тут не подвергнусь, — ответила я с уверенностью, которой не ощущала.
От холода перехватило дыхание. Зорин ахнул, открыл глаза, почувствовал, как вода стекает за ворот.
— Простите, — пролепетала Наталья Наумовна и поставила умывальный кувшин на столик. — Но я не могла иначе вас разбудить.
— Что… — Он сел, прижал ладони к гудящей голове. — Сколько времени?
— Шестой час. — Барышня Бобынина ежилась, кутаясь в кружевной пеньюар. — И если бы не обстоятельства… Иван, катастрофа! Я ранена! Фимочка похищена!