— Теперь всем необходимо поспать, — объявил О"Коннелл, когда они уже сидели у костра, сложенного из пальмовых ветвей и листьев, и подкреплялись галетами, финиками и мятным чаем, сладким, словно сироп. — Мы снимемся с лагеря в час ночи, чтобы двигаться по холодку.
Это означало, что спать им остается всего несколько часов, но никто не возражал. Сама мысль о путешествии под луной и звездами казалась очень привлекательной после трудного пути под палящим солнцем.
Снаряжение, купленное у бедуинов, включало в себя четыре маленьких палатки, верблюжьи одеяла и подстилки, которые легко превращались в удобные ложа. Однако, несмотря на это и на костер, поддерживаемый О"Коннеллом, холод ночной пустыни оказался весьма ощутимым. Кроме всего прочего, Рик выторговал у бедуинов четыре бурнуса и накидки с капюшонами. Сейчас они оказались как нельзя кстати.
Хотя О"Коннелл и усмехался про себя, слушая, каким высоким слогом Эвелин говорила о пустыне, он вынужден был признать, что в ее словах есть доля правды. Бесспорно, пустыня привлекала своей бескрайностью, похожей на вечность, по сравнению с которой человеческая жизнь казалась бессмысленной. Пустыня дарила неповторимое чувство свободы и отвергала необходимость суетливой погони за славой и богатством.
Только под темно-пурпурным, усеянным звездами шатром неба пустыни человек мог размышлять о вечности.
По крайней мере, О"Коннелл мог, чего нельзя было сказать о начальнике тюрьмы, раскатисто храпевшем в соседней палатке. Джонатан некоторое время ворчал, возмущаясь этими звуками и ворочаясь с боку на бок, пока не захрапел сам. Занятый своими мыслями, Рик уже начал дремать, когда к нему в палатку вдруг вползла Эвелин.
— Простите, — начала девушка, — но холод снаружи собачий. Вы не будете против?
— Против чего?
— Чтобы свернуться калачиком… вместе. Обстоятельства, как вы заметили, весьма настойчиво требуют этого.
Рик нежно обнял Эвелин и привлек ее к себе. Потом целый час он упивался охватившим его чувством нежности и покоя, размышляя при этом, не стоит ли ее поцеловать, пока его не сморил сон. Ему и в голову не приходило, что Эвелин испытывала точно такие же чувства.
О"Коннелл проснулся около часа ночи и разбудил Эвелин. Он попросил ее удалиться в свою палатку, пока не встали остальные члены отряди, которые могли бы неправильно истолковать происходящее. Потом Рик растолкал Джонатана и Хасана и посоветовал им не снимать бурнусов, когда они отправятся в дорогу. Путешественники сложили палатки и взгромоздились на верблюдов. Им предстояло совершить очередной переход через пески, блестевшие в лунном свете, словно слоновая кость.
Горячий и бежевый днем, мир Сахары превратился ночью в голубоватый и холодный. О"Коннелл, как и накануне, занял место во главе каравана. Рядом с ним пристроилась Эвелин. Чуть позади бок о бок двигались Джонатан и Хасан. Последние тут же снова уснули и покачивали головами в такт шагу своих верблюдов, словно китайские болванчики. Их слитный храп привольно разносился над песками.
О"Коннелл не сводил глаз с девушки. Та была еще совсем вялой после непродолжительного сна. Каждый раз, когда Эвелин начинала сползать с седла в сторону, Рик приближался и, не будя, возвращал ее на место. Пользуясь тем, что девушка погрузилась в дремоту, О"Коннелл без помех любовался ею. Его восхищало ее нежное лицо и пухлые чувственные губы…
Бени не ошибся, характеризуя своего бывшего капрала. Рик действительно питал слабость к противоположного полу. Но на этот раз им овладели совсем другие чувства. Это не было легким флиртом с целью достижения очередной победы. Теперь его подстерегала опасность, самая страшная из тех, что может подстерегать солдата удачи: он повстречал женщину, в которую мог влюбиться без памяти.
Но тут его глаза, скользнув по линии дальних барханов, обнаружили еще одну опасность. Группа конных всадников двигалась параллельно их маленькому каравану, причем с той же скоростью и в том же направлении. Конечно, они были слишком далеко, чтобы О"Коннелл мог с уверенностью утверждать, да и луна давала не слишком много света…
…но все же Рику казалось, что руки и лица всадников покрыты татуировкой. Совсем как у тех арабов, что напали на «Ибис» прошлой ночью. Неужели эти «тени в пустыне» и являлись теми самыми медджаями, о которых рассказывала Эвелин?
Не исключено, правда, что всадники принадлежали просто к одному из многочисленных кочевых племен, не представляющих для каравана шишкой угрозы. Словно опровергая тревожные предположения Рика, арабы неожиданно исчезли с бархана. Приближалось утро, рассветало, и больше О"Коннелл их не видел.
Ночная прохлада начала отступать, хотя солнце еще не поднялось над горизонтом. Как только обычная для этих мест жара стала напоминать о себе, путешественники спешились. Они сняли бурнусы и вдоволь напились воды. Джонатан и Хасан, воспользовавшись короткой передышкой, тут же набросились друг на друга с взаимными обвинениями в невыносимом храпе. Каждый из них клялся, что не храпел никогда в жизни.
Вскоре маленький отряд возобновил свой путь. Теперь караван двигался по подножью длинной и высокой песчаной гряды, защищавшей путников от солнца.
Эвелин подъехала к О"Коннеллу: