— Господин сказал, осадные башни строить станут, — говорил рыжий, изо всех сил стараясь казаться мужчиной, защитником перед стайкой трясущихся в ужасе клуш. — На таран они тут подходящего дерева не найдут, да и ворота здешние вышибать себе дороже станет. — Мальчишка понизил голос: — До ночи не построят, дело долгое, а ночью мы их подожжем. Так что спите пока что спокойно, до драки не скоро дойдет.
Девушки оживились, и даже тетушка Лизетт, кажется, облегченно перевела дух. Я вышла из кухни вслед за рыжим. Спросила:
— Тебя звать как?
— Рихар, — ответил мальчишка. — Мой отец был у господина капитаном. А ты Сьюз, я знаю. — Он, кажется, не против был поболтать. И я подумала: небось, со стены согнали, чтоб под шальную стрелу не попал. — Я тебя еще с леса запомнил. Ты смелая.
— Правда? — Моя улыбка наверняка вышла кривой и жалкой. — А мне кажется, трусиха. Знаешь, как боюсь?
— Это ничего, — ободрил меня Рихар. — Перед боем все боятся.
Я хотела спросить, где Зигмонд, но из кухни вывалилась толстуха Берта с двумя ведрами помоев, а мальчишку позвал кто-то из стражников. Оставалось утешаться тем, что хотя бы до завтрашнего утра мы в безопасности. Если можно, конечно, говорить о безопасности на войне.
Эту ночь никто в замке не спал. Гарник предупредил, чтобы во двор без нужды не высовывались, но именно поэтому то одна, то другая из кухонных девчонок выглядывала за дверь — и вновь с тихим вздохом садилась к столу. Молчать было страшно, разговоры не клеились. Тетушка Лизетт ругалась, грозила поутру завалить всех работой по уши, чтобы впредь ночами спали, а не дурью маялись… мы соглашались, обещали скоро разойтись — и не двигались с места. Старуха Инора все бормотала и бормотала молитвы, ее тихой дребезжащий голос ввинчивался в уши, в иное время кто-нибудь непременно попросил бы ее замолчать, но теперь назойливый речитатив странным образом успокаивал. Сохрани нас боги! Мне то чудилось, вот-вот засну, уронив отяжелевшую голову прямо на стол, то накатывала тревога, почти паника: казалось, вот сейчас, в эту самую минуту, наши мужчины сражаются, а мы тут сидим и не знаем, и ничем не поможем…
На голоса за дверью все мы аж подпрыгнули.
Я выскочила во двор первой. У колодца плескались Зиговы ребята, окатывались водой, смеялись. Вытирались рубахами, кидали их наземь — все равно стирать. В нос ударил запах дыма, мокрой псины, паленой шерсти — и крови. Кровавые пятна расползались по мокрой ткани, но раненых видно не было.
— Что?.. — я осеклась, не зная, как спросить.
Ответил смутно знакомый голос — кажется, того, волчеглазого…
— Ты-то чего не спишь? О-ой, парни, гляньте, да они все тут… Девчонки, это вы нас встречаете, да?!
Грянул хохот.
— Смешно им! — Анитка всхлипнула и вдруг разревелась, уткнувшись в плечо толстухе Берте. — Мы тут… за них…
— Не реви, глупая, — прогудела Берта. — Видишь, все живы, все целы, радоваться надо.
— А я и ра-адуюсь…
— Видишь, Терес, — кто-то хлопнул волчеглазого по плечу, — радуется она!
— Че стоишь, пень дубовый, — зашипела вдруг старая Инора. — Иди утешай!
Парень растерянно моргнул, но свои быстренько его подтолкнули, а мы словно ненароком расступились, и Анитка сама не заметила, как вместо мягкого плеча Берты уткнулась в грудь нелюдя. Широкая ладонь осторожно погладила пушистую косу.