— Это дар богини. У каждого мог бы быть, разве нет?
— Боги не раздают одинаковых даров, — старый барон глядел на меня с новым, странным выражением. Оценивающе как-то… если, конечно, я верно понимала, все-таки раньше мне не приходилось сталкиваться с его милостью настолько близко. — Умение говорить мыслями со зверьем и нелюдью — дар Звериной матери нашему роду. Мой прадед был ее избранником, с него и пошло. У девочек, правда, это не проявляется почти никогда, но ты… когда тебя показывали богам, Сюзин, знаки покровительства были четкие на редкость. Я еще тогда подумал, что неспроста…
Новость медленно укладывалась в моей голове. Но… но, постойте…
— Но если это дар ваш семейный, откуда он у Гвендиного малыша? — Уж кто-то, а Гвенда… да они с Чарри друг на дружку не надышатся!
— Это не я, — быстро отперся Анегард.
— Дурень, — барон вздохнул. — Гвенда… наша кровь в ней, вот и весь секрет. Не ты первый по деревенским девицам бегаешь, да и я не первым был. Может, дед твой наследил, а может, и прадед. Так бывает — спала кровь и проснулась.
Ой ли?..
— А у старшего ее, у Ронни, ничего такого нет.
— И у этого пропадет с годами, — уверил меня старый барон. — Если бы каждый бастард родовыми дарами владел…
— Я тебе, Сьюз, объясню потом как-нибудь, — пообещал Анегард. — Тебе-то оно ни к чему, но просто чтобы знала. Любой родовой дар должен закрепить глава рода.
— Сам объясню, — проворчал старый барон. — Зима долгая, времени хватит.
— А… — слова застряли у меня в горле.
— Разумеется, ты останешься здесь, — его милость прекрасно меня понял. — Ты моя дочь, Сюзин.
Ну вот… а я так мечтала вернуться домой!
Рэнси восторженно наматывал круги по двору. Насиделся взаперти, бедолага. Серый, равнодушный к щенячьим радостям, грыз утащенный с кухни мосол. Небо затягивали тучи, на стене перекликались часовые, толстуха Берта возилась у хлебной печи. Все так привычно, так обыкновенно… и никому нет дела до того, что вся моя прежняя жизнь обернулась вдруг обманкой, рассеялась туманом, и теперь придется начинать заново. Сюзин, баронская дочка! Вот уж не было печали…
Во двор выбежали Анитка с Динушей.
— Сьюз, ты здесь!
— Сьюз, а мы твоему Марти обед относили!
— А он про тебя спрашивал!
— Что спрашивал? — рассеянно отозвалась я. — Почему не пришла, да? — Спохватившись, добавила: — И никакой он не мой!