В горле ком, Саблин сглотнул слюну собираясь ответить, и тут над всей пустыней раздался крик или звук:
«Дарг-дарг-дарг-дарг-дарг-дарг-дарг-да-а-арг…»
Это было похоже на какой-то быстрый клёкот или даже на высокий, неприятный, надрывный визг, трудно было понять, как этот звук вообще можно произвести человеческим речевым аппаратом. Так орали в степи дарги, за этот звук их так и называли.
— На помощь зовёт, ты его задел, что ли? — Спросил Сашка и в его голосе опять звучала надежда.
— Нет, — прохрипел Саблин, он всё ещё не мог прийти в себя после полученного удара.
«Дарг-дарг-дарг-дарг», — снова неслось над пустыней.
— Вот зараза, звонкий какой, — Каштенков встал и вслушался.
И Аким тоже вслушивался, только вот гранату взял, вырвал чеку.
Подержал её в руке: раз, два… Дальше ждать не стал, кинул её за длинный бархан, туда, где заливался дикарь. Кинул на слух, на удачу.
«Дарг-дарг-дарг-дарг», — хлоп… И стало тихо.
Саблин схватил щит и дробовик и бегом, морщась от боли в горле и почти задыхаясь, скатился со своего бархана, полез на следующий, затем ещё на один и уже за ним увидел дикаря.
Аким закрылся щитом, целился, но… Не выстрелил.
Дарг сидит на одном колене, вторая нога вытянута, а винтовка лежит от него метрах в трёх. Аким спускается с бархана, держа дикаря на прицеле. А дикарь совсем мальчишка, лет пятнадцать, потому таким мелким казался. Чёрные, тугие, густые волосы собраны в пучок на затылке, он совсем голый, только пояс и старая, китайская разгрузка на груди. Дарги известны своими густыми, окладистыми бородами, у них даже горло заростает щетиной. А у этого ничего нет. Сопляк. Он сидит и скалится, смотрит на Акима с весёлой ненавистью. Для него всё это игра.
Вот только вся его левая рука и левый бок подраны осколками, кровь течёт. А из голени левой ноги, из серой пятнистой кожи торчит белоснежная кость, с которой капают ярко красные капли.
Прибегает Каштенков. Видит дикаря.
— Добегался, сволочь, — радуется он. — Это тебе, животное, не степняков в пустыне сторожить, мы, брат, пластуны. С нами не забалуешь.
Дарг его вряд ли понимает, но он вдруг начинает смеяться, смех этот показной, через боль, видно, хочет показать им, что боль ему нипочём и смерти он тоже не боится. Что-то лопочет на своём, отвечает пулемётчику, даже тянет к нему руку… Но…
Тихо хлопает пистолетный выстрел, у дикаря вырывается красный фонтан из головы. Он валится на землю. Некогда им его слушать. Аким прячет пистолет в кобуру. Поднимает винтовку дарга, втыкает ствол в песок, поглубже, и жмёт на курок. Нельзя оставлять оружие врагам. Ствол вражеской винтовки разорвало, он удостоверится, что оружие больше не пригодно для стрельбы, отбрасывает его. А Сашке ничего говорить не нужно, Сашка, хоть и пулемётчик, но всё-таки пластун. Он уже вытащил лопатку, два движения, и яма готова, он скидывает ранец, достаёт оттуда противопехотную мину. Со знамением дела поставил её, взвёл, засыпал землёй. Готово. Он потоптался по месту, где установил мину, для маскировки. Мина активируется только через минуту.
— Жрите, черти пятнистые, — Сашка доволен.
Саблин тоже. Они уходят, заходят забрать ранец Акима, который всё ещё лежит на бархане, там, где он его оставил. И почти бегом отправляются к реке. До неё осталось всего пять километров. Уже меньше пяти.