— Саня, ты чего, — произнёс Саблин, хотел подбежать к нему, ускориться, но сил не было, там и плёлся еле-еле, пока не сел рядом с товарищем.
— Акимка, надо перекурить, — хрипло сказал пулеметчик, открывая забрало.
— Сань не время, потерпи пару километров. На берегу будет место, поставим мины, окапаемся и покурим, да… Найдём высокое место, заляжем и покурим. Давай, вставай…
— Не могу, дай порхнуть, в глазах потемнело.
— Ладно, подыши, ты только температуру сделай двадцать семь, не экономь хладоген, у нас его горы. — Сказал Саблин, скинул ранец и, напрягаясь, полез на бархан.
Залег на самом верху. Ох, как хорошо ему было лежать, он ещё стравил три кубика хладогена в кольчугу, довёл температуру до двадцати восьми. Да, лежать это такое удовольствие, а ещё лучше, если есть возможность закрыть глаза. Но вот только этого он себе уже позволить не мог. Времени у него не было, он заметил на западе, как на бархан легко взлетела фигура, мелькнула и пропала, упав вниз, а за ней ещё одна, и ещё. Дальномер сработал, как положено засёк дальность: тысяча двести семьдесят метров. И тут же чуть левее от них мелькнула на барханах ещё одна фигура. Они шли по их следу.
— Четверо как минимум, — сказал Саблин, — слышишь, Саня?
Но Каштенков не ответил.
— Саня! — Рявкнул Саблин, скатываясь сверху.
Он схватил Сашку за пыльник, встряхнул и заорал:
— Саня, просыпайся, давай, дарги идут, тысяча метров отсюда, просыпайся, браток.
— Я не сплю, — произнёс пулемётчик, врал, конечно, но он смог встать, вздохнул, взял в руки винтовку. — Где они?
А Аким ему не ответил, он лез в ранец, вытащил оттуда ППМНД и быстро закопал её в песок, в бархан, боевой поверхностью на запад, дальше стал выбрасывать из ранца всё ненужное, разряженный аккумулятор, пустые банки из-под воды, кое-что из еды, даже тонкий и лёгкий всегда нужный брезент, и тот выбросил, то же самое он проделал и с ранцем пулемётчика. Он не только облегчал ранцы, он ещё маскировал мину. Думал, что закопай он её просто так, то дарги и на десять метров к ней не подойдут, наверное, не дураки они. А на кучу вещей точно обратят внимания, а может, и вовсе захотят взглянуть, что там лежит.
Когда было готово, он сказал:
— Давай, Саня, давай подналяжем, на берегу отдохнём. Покурим, а сейчас изо всех сил, Саня, два километра, и мы на берегу.
Он так говорил, будто на берегу их ждала победа, или подкрепление, или огневая поддержка. Хотя ничего подобного там не было. Но они оба понимали, что тут, в этих чёртовых кучах песка, у них вообще нет шансов.
Саблин снова шёл вторым, так он мог следить и за товарищем, и поглядывать назад. Но за ним самим бы кто приглядел, он так часто поглядывал на Сашку и так часто косил глаза в угол панорамы, туда, куда подавала изображение затылочная камера, что совсем забыл про себя. Вспомнил, когда к горлу стал подкатывать ком, когда уже стало мутить не на шутку. Глянул на термометр, а на нём тридцать четыре. Пришлось остановиться, выпить воды, затем нажимать и нажимать на клапан, запуская в броню по капиллярам «кольчуги» благостную прохладу хладогена.
Его ещё мутило, и голова была тяжёлой, но уже торопился за пулемётчиком. Прибавлял шагу, чтобы догнать.
Было так тяжело, что приходилось останавливаться. Но он делал вид, что останавливается он, чтобы поглядеть назад, нет ли даргов в поле видимости. Потом снова продолжал иди и снова ускорялся, опять догонял Каштенкова.
И, когда вот так он почти вышел на положенные по уставу семь метров, Саша остановился.