Охота

— Аким, — Настя начала рыдать, — я то знаю, всё знаю, да это бабы всё говорят, говорят, что и в болото ты один ходишь, чтобы ни с кем не делиться, что ты всегда сам по себе.

— Ну-ка хватит, — сурово сказал он ей, — хватит рыдать. Ничего, пойду в полк, напишу рапорт, всё объясню.

— Да знаю я, Акимушка, — говорит жена, вытирая слёзы, — ты не такой, это они от горя бабьего, мужей хоронят, вот и нужно крайнего найти.

Да, тут, кажется, она была права. Как тут крайнего не искать. И кто будет крайний, как ни тот, что живой пришёл оттуда, где муж погиб.

— А ещё завидуют они, — продолжала жена. — Вот и брешут на тебя.

— Чему? — Удивился Саблин.

— Да всему, разве нечему? И что сына нашего врач пригласил на учение…

— А ты уже всем рассказала? — Зло спрашивает Аким.

— Так рассказала, а разве такое утаишь, всё равно узнали бы. Говорит жена и тут же вспоминает. — И что тебе звание дали, и что Антонина тоже тесты сдала лучше всех в школе, и что ты всегда живой возвращаешься, и что в чайной не сидишь вечерами, а дома со мной, вот и злятся бабы.

Аким встал и сказал сурово:

— Дурам своим скажи и сама запомни, звания не дают, звания присваивают.

Так и не поев, как следует, пошёл собираться в полк.

— Китель чистый?

— Чистый, чистый, — жена вскочила, пошла за ним.

— Нашивки урядника пришила?

— Пришила, и галифе почистила с фуражкой.

Он повернулся к жене, обнял её крепко и погладил по голове:

— Ничего, пусть побрешут бабы, мы переживём.

— Переживём, Акимушка, — сказал жена, — ты только пока никуда больше не ходи. Посиди дома. Хоть месяц.

— Ты китель неси, — со вздохом произнёс он, отпуская жену.