Коты Ивара отмалчивались, как и положено охранникам, которых взяли на охоту не ради болтовни, но самому Ивару молчать не позволяли приличия, и он сдержанно отзывался на глупости, которые радостно нес Хольм, но закипал все сильнее.
А потом из-под конских копыт начали взлетать перепелки, которых здесь оказалось превеликое множество. И Хольм, возблагодарив Луну за такой подарок, сорвал с плеча лук, все тем же глупым радостным тоном предложив Ивару пострелять на спор. Как в Волчьем городе!
Ивар, опять отчетливо скрипнув зубами, состязание не принял, но и не отказался напрямую, и это стало его ошибкой. Примерно час после этого Хольм открыто и нагло глумился над ним, стреляя будто бы небрежно, но именно тогда, когда сделать выстрел решал Ивар. И всякий раз попадал немного раньше, чуточку точнее, самую малость удачнее.
Тайвор сбился с ног, соскакивая с коня и бегая за подбитой дичью Хольма, но на курносой физиономии Кота цвела радостная насмешливая ухмылка, когда он подбирал очередную перепелку. Причем Хольм еще и стрелу напоказ использовал одну и ту же, пока остальные лежали в колчане нетронутыми. Особое охотничье щегольство, заметное тем, кто понимает. И сам Ивар, и его охранники видели это прекрасно, как и то, что наследнику Рысей удалось сбить всего двух перепелок, пока Хольм вертел головой и восхищался, какой прекрасный сегодня день. А стрел Ивар потерял пять или шесть…
Бегал за ними, кстати, не Гваэлис, как ожидал Хольм. Сын Авилара словно вспомнил о знатности своего рода, и в самый первый раз, когда Ивар велел ему принести стрелу, огрызнулся, предложив послать кого-то из охранников. Ивар удивленно вскинул брови, но больше о подобном не просил, и за чистенькими стрелами, зря улетевшими в очередную птичку, бегал хмурый Корин.
И с каждым конским шагом в сторону распадка, где загонщики обещали стадо оленей, Хольма все сильнее окутывала тоскливая тяжелая тревога. Она пропитывала лес, как невидимый туман, била в нос резкой вонью еще не пролившейся сегодня крови, звенела неслышным, но надсадным предсмертным криком. Никогда он не замечал за собой особой чувствительности, но сейчас готов был поверить, что и вправду существует нечто за краем жизни.
Говорят, что пролитая кровь взывает о мести. Та кровь, что пролилась в этом лесу пять лет назад, ожидала долго, и Хольм всей своей сутью, и звериным чутьем, и человеческим разумом понимал, что из леса выйдут живыми далеко не все, кто въехал в него.
Распадок же был все ближе, и Хольм уже видел вживую те приметы, которые Арлис показал ему на карте. Вот они проехали тонкую серебряную ленту ручья, и Хольм едва удержался, чтобы не соскочить с коня и не напиться свежей воды, которая долетевшим запахом напомнила ему о Лестане. Вот на пути попался очередной овраг — и остался позади…
Хольм еще раз окинул взглядом Котов, окруживших плотным кольцом его и Ивара. Тайвор, что сегодня поехал с ним и за прислугу, и за оруженосца, держался как можно ближе, и было заметно, что ему неуютно, но дружинник старался не подавать виду. С бывшим другом он упорно избегал встречаться взглядом, Корин вообще был мрачнее тучи, и Хольм даже удивился, зачем Ивар взял его с собой. Наверное, решил, что после той позорной драки Кот мечтает отомстить.
Еще в свите Ивара были хорошо знакомые Хольму Рисал, Даррас и пятерка Котов, которых он видел в первый раз. Дружинников среди них не оказалось, только храмовые охранники, как вполголоса сказал Тайвор. Все отлично вооруженные, достаточно матерые и послушные Ивару, который среди них чувствовал себя в явной безопасности и даже весело. Ну, пока Хольм не устроил представление с охотой на перепелок. После этого веселости у наследника Арзина поубавилось.
«Восемь охранников, — вздохнул про себя Хольм. — А еще Гваэлис и сам Ивар. Он хоть и выглядит изнеженным щеголем, но это обманка. Стреляет сын Мираны точно неплохо, да и мечом наверняка умеет владеть. Гваэлис — темная лошадка, но хватило же ему ловкости и отваги броситься в драку почти безоружным, с одним лишь отравленным лезвием. Значит, десяток против нас двоих. Плохой расклад. Как ни крути, паршивый. Хуже было бы только остаться против них одному. Но кое-кто забыл, что Клык или Коготь — это не только тяжелые кулаки или острый меч».
Затрубил рог, и Хольм оглянулся на вождя с Арлисом. Там охрана растянулась вокруг высокородных, предоставляя им право встретить оленей, что вот-вот должны были выгнать на охотников загонщики. Мелькнул в просвет между дружинниками Арлис, потом сам Рассимор. Авилара нигде не было видно…
Он попытался встретиться взглядом с Лестаной, но она отвернулась, о чем-то тихо говоря с Кайсой. Сердце опять кольнула резкая тревога. Его Рысь, его истинная и единственная любовь… Кайса поклялась не отходить от нее ни на мгновение, но даже самые тщательно рассчитанные планы могут пойти ежу под хвост в любой момент. Если Хольм с Арлисом и вождем ошиблись… Нет, нельзя даже думать об этом, нельзя накликать неудачу мыслями!
Хольм повел плечами, вспомнив последние дни. Рассимор будто помолодел, сбросив тяжкий груз беспокойства за здоровье Лестаны, но тут же навалилась новая забота: было понятно, что все решится именно сегодня. Добровольно вождь Рысей власть не отдаст, Лестана вот-вот призовет Рысь, и надежды Мираны с Иваром тают, как тонкий весенний лед на солнце. Значит, ждать им нельзя… А поминальная охота, где вождь не сможет окружить себя всей дружиной, только несколькими охранниками, слишком удобный случай выиграть бой за Арзин.
И потому Лестана послушно пила лекарства и гуляла под присмотром самой Аренеи и пары доверенных дружинников, Вождь и его Коготь сбивались с лап, а Хольм, сидя у себя в гостевых покоях, смотрел и запоминал карты, снова и снова просчитывая каждый шаг, и ждал, ждал, ждал… Два дня назад его окно накрыла стремительная тень огромных крыльев, и Хольм выдохнул с облегчением. Теперь он точно знал, что даже его поражение дорого обойдется лживому ублюдку Ивару и всей его стае, сколько их там ни есть. Хотя проигрывать все равно не собирался…
Снова протрубил рог. На несколько мгновений Хольм окунулся в жадное предвкушение, накрывшее всех охотников. Гнать добычу — одна из величайших радостей, доступных и зверю, и человеку! Если бы он мог сейчас обернуться и рвануть за оленями Волком, ловя дурманный запах их ужаса, зная, что вот-вот настигнет добычу, и пасть наполнится восхитительным вкусом крови… Но сегодня у него иная охота! Куда тяжелее, страшнее и потому, что скрывать, азартнее.
Рог протрубил третий раз! И распадок содрогнулся от мощного топота копыт. Две стены холмов по обе его стороны оставили оленям один только путь. Охотники освободили его, прижавшись к склонам, потому что летящее стадо способно снести рогами и затоптать копытами кого угодно. Миг, второй, третий… Сладкое тягучее ожидание, почти любовное… Золотисто-ржавая волна показалась в дальнем конце распадка и помчалась по нему с жуткой стремительностью. Зазвенели стрелы, слетая с тетивы. И закричали первые пораженные ими олени.
Но завалить матерого рогача одной стрелой почти невозможно, для этого нужно безупречно верно попасть широким листовидным наконечником в становую жилу на шее, а попробуй это сделать, когда стадо мчится мимо, прикрывая друг друга и сбивая охотникам прицел. Хольм не удержался — выхватил из колчана именно такую стрелу, не легкую, для птицы или мелкой дичи, а «оленью». Бросил ее на тетиву… А потом, якобы поддавшись темной жажде, что бушевала в крови у всех вокруг, пустил коня в галоп за убегающим по распадку стадом. Рядом кричали и улюлюкали другие всадники, преследуя добычу.
Лестана — где она?! Краем глаза Хольм увидел, как скачущие Рыси делятся на два потока, потому что распадок впереди разошелся, огибая высокую скалу. Рассимор свернул вправо, там же мелькнул рослый вороной жеребец Арлиса с пригнувшимся всадником и сразу исчез в заслонивших его конях охраны.
Дальше смотреть в ту сторону Хольм не смог. Вырвавшись вперед и длинно, тягуче завывая по-волчьи, отчего ошалели не только олени, но и непривычные к этому лошади Рысей, он свернул налево, за округлый выступ скалы, куда кинулось несколько матерых рогачей. Может быть, именно в одном из них была его стрела — попробуй тут разгляди! Рядом, не преграждая ему путь, держался Тайвор, а с другой стороны — Ивар, отставший совсем чуть-чуть.