Вершины и пропасти

Слова были простыми; наивными даже, пожалуй. Но лицо у Дуэсы потемнело и поскучнело, а морт вокруг неё задрожала, расплываясь розовым маревом, и повеяло душной сладостью, как если бы из благоуханных лепестков отцветающей эрисеи сделали ядовитый дым.

– Ты юна и полна возвышенных стремлений, – произнесла Дуэса с обманчивой мягкостью. Фог напряглась, окутывая себя и Сидше морт, как доспехом. – Это выглядит прелестно, но глупо. Мне жаль даже, что я не успела позаботиться о тебе после Дабура и ты угодила в руки этим варварам… о, я бы сумела хорошо тебя воспитать; многому научить. А если бы вела себя послушно и достойно, то я бы даже позволила тебе познать некоторые маленькие женские удовольствия вместе с этим предателем и лжецом, которого ты так трогательно защищаешь… Но поздно жалеть о несбывшемся. Знаешь, что тебя ждёт, гордая дурочка? – понизила она голос. – Лишь печальная смерть и дурная слава. Когда я покончу с тобой, то вернусь в Шимру и скажу, что ты преследовала меня, желая сразиться из-за мужчины, и что именно из-за твоей силы пробудился разрушительный огонь под озером. Я приду к Великому Ишме; он, конечно, поверит мне – он всегда меня слушает, этот одинокий испуганный мальчик. На всех площадях трижды в день будут оглашать список твоих преступлений: смута на юге, смута на севере и в довершение пламенное бедствие, кошмар, который надолго запомнят по ту и другую сторону озера Арирамар. Тебя станут проклинать; до меня же никому не будет дела. Так всё и случится.

Фогарта слушала её – и холодела. Наполовину потому, что понимала: Дуэсе вполне под силу это осуществить, она не лжёт… А наполовину потому, что в обвинениях была доля истины.

«Из-за меня Ачир отважился восстать против матери, а в конклаве произошёл раскол, – думала она, и становилось тошно. – А здесь, на севере, приняла сторону Мирры и усугубила разлад. Я хотела как лучше, но, может, лорга и прав? Я – зло…»

Невольно она вспомнила и самого лоргу, могучего старика на смертном ложе. Искажённое страданием лицо, страшный смех, прерывистый и хриплый… и слова зазвучали как наяву:

«Ты зло, да. Но есть зло большее».

И дышать отчего-то стало легче.

– Я вам… я тебе не позволю, – произнесла Фог ломким, хрустальным голосом. – Ты искажаешь и портишь всё, к чему прикасаешься; зёрна смуты и горя сеешь именно ты. Можешь оскорблять меня или Сидше, но это просто слова, у которых нет ничего общего с истиной.

– Нет ли? – улыбнулась Дуэса, чуть склонив голову к плечу. – Тогда попроси своего честного и преданного капитана ответить, что он хранит у сердца вот уже четыре… ах, почти пять дней.

Фог порывисто обернулась:

– Что?..

А Сидше, по-прежнему не поднимая взгляда, осторожно достал из-за отворота хисты отрез пурпурного шёлка, до того нежного и тонкого, что почти прозрачного. Ткань выглядела совершенно обычной – на первый взгляд, но если присмотреться…

«Как она это делает? – подумала Фог с отчаянием – но и с восхищением тоже. – Она всегда появляется незаметно, как бесплотный, дух. Я не заметила подвоха ни в карте, ни в перстне; и Сидше я осматривала, но не почувствовала ничего!»

– Я попросила его сохранить мой подарок, если он хотел бы увидеть меня снова, – улыбнулась Дуэса, чуть сощурив прекрасные золотые глаза. – И что же? Он до сих пор не избавился от платка. Каково чувствовать себя преданной, Фогарта?

А Фог глядела на трепетание нежной ткани на ветру, в рассветном сиянии точно бы пламенеющей, и никак не могла найти в себе ни злости, ни обиды.

Только печаль.

«Пожалуй, я понимаю».

Тогда, после побега из Шимры, когда чудом удалось спастись от бури, и потом, на рабском рынке в Кашиме, и в подземельях, где были заточены близнецы, – каждый раз Фог хотелось разыскать Дуэсу, заглянуть ей в лицо и спросить: «Зачем? Зачем всё это?» Но теперь смотрела – и всё понимала без слов.

– Спрашивать нужно не меня, – грустно ответила она. – А того, кто продолжал верить и надеяться, хотя его предавали снова и снова. Ты удивительная женщина, Дуэса Шин-раг: мало кто способен растоптать единственного человека, который видит в тебе божество… Раньше видел. А тебе самой каково стать разочарованием?

Фог едва успела договорить, когда одновременно случилось две вещи. Сидше выронил наконец платок и обернулся к ней, недоверчиво и с надеждой, а Дуэса оскалилась, как зверь – и ударила наотмашь, во всю мощь.