Вершины и пропасти

22
18
20
22
24
26
28
30

Фог осталась одна – в безвременье, посреди бескрайнего океана морт.

Она запрокинула голову к небу, скрытому за серой пеленой в огненных проблесках, и отпустила свою волю вовне, наполняя морт одним-единственным стремлением:

«Пусть всё станет как прежде».

Губительное, пышущее невыносимым жаром облако дрогнуло – и принялось вдруг раскручиваться в обратную сторону, сжиматься, поначалу медленно и неохотно, а затем быстрее, стремительнее. Обвалившиеся в долину скалы с грохотом взгромоздились обратно и вросли на прежнее место. Полоса обугленной до камней земли отступала дальше, дальше, пока не уткнулась в кромку воды, а там, где было пепелище, прорастала трава и нежные, мелкие белые цветы с пряным запахом. Поверхность озера выгнулась, а затем расправилась, безмятежная и ровная; ил осел на дно. Вода, чистая и прозрачная, отражала лишь ясное, высокое небо.

Обессиленная, Фог опустилась на землю – а потом вытянулась на берегу, на траве; перекатилась на бок, подтянула колени к подбородку и крепко-крепко зажмурилась. Но слёзы всё равно просачивались, текли по щекам, горячие, солёные. Рыдания душили её. Вся тяжесть потери словно бы навалилась разом – вместе с осознанием, что это взаправду…

…что есть вещи, которые не исправить даже всей морт этого мира.

– Я должна вернуться, – пробормотала Фог, вытирая лицо рукавом хисты. Прерывисто вздохнула, сжалась в комок. – Я должна. Надо что-то сделать, даже если уже поздно, похоронить его или… – Она не сумела договорить.

Воображать Сидше мёртвым было нестерпимо больно.

Усилием воли Фог заставила себя выпрямиться и расслабить тело; некоторое время она лежала, бездумно разглядывая узор пёрышек-облаков на призрачной лазури небосвода, а затем поднялась, оперлась на изрядно опалённый сундук – и принялась медленно спускаться в долину.

Алаойш Та-ци, озеро Арирамар, граница Лоргинариума и Ишмирата

Что Алаойш усвоил за долгую жизнь крепко, так это простую истину: своевременность – непременная составляющая любого чуда.

А ещё – несомненная добродетель.

Беглую ученицу он нагнал уже у самого озера, незадолго до рассвета. Ещё издали увидел дирижабль – и обрадовался, что успевает… но тут же крепко выругался, когда тёмное небо озарила яркая вспышка. Даже издали было очевидно, что дело не в неисправности, не в неотлаженном механизме, а виноват злой умысел. Сперва стало не по себе: а ну как Фог застали врасплох и она не сумела себя защитить? Алаойш сдвинул окулюс со лба на переносицу, подкрутил колёсики, настраивая прибор, и с облегчением разглядел среди дыма и огня плотное скопление морт. Оно качнулось из стороны в сторону, а затем нырнуло вниз; зависло над верхушками деревьев, покружило по округе – и опустилось к земле.

– Жива, – выдохнул он с облегчением. И – заметил, как от озера скачками движется другое облако морт, оставляя длинный хвост розового тумана. – Ну, этого ещё не хватало! Ты откуда взялась-то? И куда тебя несёт, сидела бы и дальше во дворце, пела бы ишме в ухо – и ему спокойней, и ты при деле, вредить некогда. А, вот же…

Поспешно сунув окулюс в сумку, чтоб не мешался, Алаойш пришпорил доску. Голова немного кружилась от недосыпа, но сознание оставалось ясным; он был готов к битве, как никогда…

…но совершенно не готов к тому, что к ней опоздает.

На несколько минут потоки морт над поляной, куда опустилась Фог и куда устремилась потом Дуэса, словно бы взбесились. Потом наступило краткое затишье, и следом – новая вспышка, такая яростная, что часть деревьев по направлению удара полегла, как трава от ветра. Алаойш ещё прибавил ходу, но когда добрался до поляны, то не обнаружил там никого живого, только следы недавней ожесточённой схватки. Ближе к краю поляны лежал мертвец, седой мужчина с чудовищно перекошенным лицом – настолько, что с трудом удалось признать в нём киморта из цеха в Шимре, достопочтенного Ниаллама Хан-мара. Он происходил из семьи начальника дворцовой охраны и был приближен к самому ишме – не нынешнему, правда, а его прадеду, чьим товарищем по детским играм он стал волею случая.

А молодой ишма его не жаловал; да и сам Ниаллам, точно чувствуя, что ему при дворе не рады, проводил много времени на юге, в пустыне, возвращаясь в цех лишь изредка.

Алаойш помнил его совсем юным – мальчишкой, ещё учеником, который впервые примерил багряные церемониальные одежды придворного, чтобы вместе с наставницей побывать на торжественном пиршестве в честь восхождения очередного правителя на престол. Правитель вскоре состарился и умер. А мальчишка-киморт – повзрослел, а потом и поседел до срока, не рассчитав силы и надорвавшись, когда пришлось спасать город от паводка…

– Кто бы мог подумать, что такой, как ты, сойдётся с Дуэсой, – пробормотал Алаойш, присаживаясь на корточки рядом с трупом. – Ну и помотало тебя… И перенапряжение, и морт-истощение. Ох, ещё и бодрящего дурмана принял, уж не знаю, по своей ли воле… А отчего помер? Интересно, не встречал такой отравы… Что ж, печальная жизнь и нелепый конец – урок всякому, кто это видел.

Он собирался было уже отправиться дальше, к озеру, чтобы догнать Фог, ускользнувшую в очередной раз у него из-под носа, когда заметил на окраине леса, под большим деревом, живого человека.