Дорога Токайдо

От 8 ч. до 10 ч. вечера — «час Собаки».

От 10 ч. вечера до полуночи — «час Свиньи».

«Часы» часто отмечались ударами храмовых колоколов. В европейскую полночь начинался «девятый» час, в два часа ночи — «восьмой», в четыре утра — «седьмой», и так до «четвертого часа», который кончался в полдень. Потом отсчет повторялся снова. В этом романе время измеряется по старой японской системе, то есть два с половиной японских часа в тексте будут означать пять полновесных наших часов, а первая четверть часа Крысы — половину первого ночи.

Расстояния в романе измеряются в ри, эта единица равна примерно 2,44 мили, или 4 км. Тё равняется примерно 325 футам (107 м). Сяку равен футу (около 31 см), а сун (примерно 3,03 см) — дюйму.

Каждый день — это путь, и сама дорога — дом.

Басё, 1689 15 ГОД ГЕНРОКУ, ГОД ЛОШАДИ (1702)

ГЛАВА 1

Не давай замереть мысли

Возле комнаты Кошечки в доме «Благоуханный лотос» шла игра в «голых островитян». Пять куртизанок третьего разряда из числа подопечных старой Кувшинной Рожи танцевали под резкие ритмичные удары ручного барабана и отрывистые звуки струн сямисэна[1] Когда музыка прекращалась, женщины застывали на месте, и если какая-либо из них шевелилась, она должна была скинуть с себя что-нибудь из своих одежд.

По мере того как чаши рисового вина пустели и молчаливые слуги вновь наполняли их, танцовщицам становилось все труднее оставаться неподвижными, когда умолкал барабан. У ног женщин лежали, как сверкающие воды разноцветного озера, их шелковые верхние и нижние одежды и длинные парчовые пояса. Жесткие белые хлопчатобумажные носки с широкими верхами скользили по волнам этого озера, словно утки.

Игра дошла уже до того момента, когда в нее включаются гости. Один из них, кажется, танцевал, набросив нижнюю одежду куртизанки себе на голову. Кошечка слышала хихиканье хозяйки этого наряда, которая пыталась вернуть похищенное.

Кошечка сидела на коленях и смотрела на своего умирающего гостя. Она воспринимала звуки веселья словно шум далекого водопада или урагана. Куртизанка все еще не сняла с себя шелковое платье цвета лаванды и тяжелый парчовый пояс. Поверх платья был накинут плотный сатиновый плащ цвета сливы, по которому бродили павлины и летали малинового цвета кленовые листья, — этот плащ защищал Кошечку от прохлады одиннадцатого месяца. Свисавшие до пола тяжелые рукава плаща были аккуратно сложены крест-накрест, словно у важной гостьи на чайной церемонии.

Мягкий свет напольной лампы выхватывал из мглы длинную наклонную линию шеи Кошечки — подъем к блестящим черным петлям и крыльям ее прически. Воротники ее одежд, откидываясь к спине, открывали самую соблазнительную часть женского тела — чувственный изгиб у основания шеи. Лицо Кошечки, своей изящной формой напоминавшее семечко дыни, ярко блестело. Огонь лампы отражался золотистыми точками в ее темно-карих глазах.

Это были «глаза ласточки» — длинные и с косым разрезом. Черные брови Кошечки, расширяясь на кончиках, как два пера, изгибались симметричными дугами, словно усики бабочки-шелкопряда. Ученые, определявшие характер человека по его внешности, считали, что такие брови бывают у людей, которые сами принимают решения и всегда выполняют их. Узкий нос с высокой переносицей и полные маленькие губы отбрасывали тень на белоснежную щечку.

Кошечка была столь же образованна, сколь и красива. Она являлась тайной дочерью князя Асано и его «жены вне дома» (то есть младшей жены), с малых лет изучала музыку, литературу и другие искусства и никогда не думала, что ей придется совершенствовать свои таланты в «доме выбора» в веселом квартале Эдо. Ужасная трагедия навлекла немилость властей на ее родителей.

Год назад Кошечка, настоящее имя которой было Кинумэ — Золотая Слива, — пришла сюда пешком: в Ёсиваре, веселом квартале Эдо, паланкины были запрещены. Она пряталась под полосатым дорожным плащом и широкополой плетеной шляпой из осоки. Два бывших носильщика сундуков ее покойного отца плелись за ней, таща на палке большой плетеный короб. В нем находились шелковые платья и пояса Кошечки, ее любимые книги и свитки, набор лакированных косметических принадлежностей и несколько дорогих ей безделушек и вещиц.

Кошечка сама подписала контракт с хозяйкой гостиницы «Карп», где решила поселиться. К тому времени, когда убитая горем мать узнала, что натворила дочь, было слишком поздно что-либо менять.

Когда высокие деревянные сандалии девушки застучали по синевато-серым плиткам, устилавшим пол прихожей «дома выбора», ее вдруг охватил такой ужас, что она чуть не повернула обратно. Но характер, доставшийся Кошечке от отца, не позволил чувству возобладать над рассудком. С той поры страх, горе и одиночество надежно таились под маской спокойствия на ее очаровательном лице.

В тогдашней Японии был распространен обычай принимать новое имя, начиная важное дело. Дочери князя, вынужденной скрывать свое происхождение, этот обычай играл на руку. Куртизанка по прозвищу Ржанка стала называть свою подругу Конэко — «Кошечкой».

Ржанка произносила это новое имя нежно, и оно прижилось. Другие девушки заведения стали звать Кинумэ Кошечкой, потому что она была изящна, держалась в стороне ото всех и была непредсказуема в своих поступках. Но печаль Золотой Сливы так и не отлегла от сердца, не ушла вместе с прежним именем, поэтому все, что могла позволить себе Кошечка — это лишь встречать удары судьбы без ропота и жалоб, как и положено отпрыску благородного рода.

Кошечка исполняла свои обязанности в доме выбора «Благоуханный лотос» с изяществом и сдержанностью, присущими женщинам ее происхождения и воспитания. Она уже получила здесь второй разряд, но предпочитала играть роль таю — куртизанки высокого класса. Молодая женщина поражала гостей глубиной ума, вела себя церемонно, говорила мало, и мужчине нелегко было понравиться ей.