— Будь любезен, передай Хуаните, что я вернусь через несколько минут. Ладно?
— Ты не заплатил за последний заказ.
— Неужели? Дико извиняюсь. — Задержка оказалась непредвиденной, но он продолжал улыбаться, пока нащупывал в кармане доллар. Единственным признаком беспокойства можно было считать только взгляд, брошенный в сторону телефонной кабинки. — Прошу.
— Спасибо, — кивнул бармен.
— Хуанита беседует с миссис Брустер, а я подумал, что не помешает прогуляться и немного подышать свежим воздухом.
— Конечно.
— Ну, до скорого.
Как только Филдинг очутился на улице, вальяжность и расслабленность тут же исчезли. Он торопливо пошел по тротуару навстречу холодному ветру, больно хлестнувшему по лицу.
До последней секунды у него не было никакого ясного и продуманного плана. Полагаясь лишь на интуицию и не задумываясь о последствиях, он бросался в самую гущу чего-то, в чем еще сам до конца не разобрался. Раздобыть машину и добраться до дома Дэйзи — таково было его желание. У Дэйзи он обязательно встретится с Адой — эта мысль приводила его в восторг. Трезвый он не мог появляться перед бывшей женой, пьяный был готов немедленно затеять самый непристойный скандал. Но сейчас, в подвешенном состоянии, он чувствовал в себе силы совладать с ней, противостоять ей без злобы, сорвать с нее маску, но без всякой жестокости. Сейчас он мог преподать ей несколько уроков хороших манер:
«Дорогая Ада, мне очень неприятно тебя отвлекать, но во имя справедливости я вынужден настаивать на том, чтобы ты поведала нам правду о своем участии в этом маленьком заговоре…»
Филдинг ни на секунду не почувствовал, насколько смешно то, что фразы о правде и справедливости сочинял он, человек, вся жизнь которого напоминала марафонскую дистанцию, где, обгоняя его на несколько шагов, бежала правда, а чуть отставая от него, справедливость. Он никак не мог нагнать первую, а вторая не могла догнать его.
Машину они оставили в самом конце квартала, перед длинным каркасным зданием с залитой тусклым светом вывеской, извещавшей о его назначении: «Бильярд». То, что название заведения было написано только по-испански, означало — белых в нем не ждут. Хотя внутри было полно народу, из-за приоткрытой двери доносился лишь приглушенный шум, прерывавшийся ударами кия и стуком о полку выставляемых шаров. У входа бесцельно болталась группа, состоявшая из молодых негров и мексиканцев, у одного из них в руках был кий. Казалось, он использует его, как тамбурмажор свой жезл, поднимая и опуская в такт лишь ему одному звучащей музыке.
Когда Филдинг приблизился, паренек опустил кий и прокричал:
— Тра-та-та. Ты убит, приятель.
Трезвый Филдинг их испугался бы, пьяный обязательно затеял бы скандал, а вот в нынешнем его состоянии, в данный момент, он широко улыбнулся пареньку и прошел мимо возбужденной компании со словами:
— Очень смешно, сынок. Тебе надо сниматься на телевидении…
На кольце висело два ключа, взятых из сумочки Хуаниты: один от багажника, другой от дверей и зажигания. Вначале он попробовал открыть дверцу не тем ключом. Неважное начало, особенно если учесть, что за ним с пристальным интересом наблюдали эти ребятишки. Казалось, они прекрасно знали, что он затеял, и собирались посмотреть, удастся ему выполнить свой план или его схватят. Позднее — если это время все-таки настанет — они будут в состоянии дать детальное описание машины и ее похитителя. А может, Хуанита уже позвонила в полицию, и они получили описание ее машины по рации. Он рассчитывал на то, что недоверие Хуаниты к представителям власти удержит ее от этого шага, но кто знает, ведь она непредсказуема.
Оказавшись в машине, он вдруг ощутил, как его охватывает панический ужас от одного взгляда на панель управления. Он довольно давно не садился за руль, тем более такой шикарной машины, с огромным количеством всяких кнопок и тумблеров. Он никак не мог догадаться, на что надо нажать, чтобы включить в салоне свет. Впрочем, и без света он знал, где находится самый ценный объект — полпинты виски, купленные им в одном из баров, а позже спрятанные под сиденьем на полу. Едва бутылка успела коснуться его губ, как Филдинг уже почувствовал воздействие ее содержимого. В какое-то мгновение его охватило чувство вины, вина превратилась в упрек, упрек — в жажду отмщения, отмщение придало сил: «Клянусь всем святым, я им преподам урок!»
Человеку в обычном состоянии понадобилось бы довольно много времени, чтобы пережить последовательную смену всех этих эмоций. Но Филдинг в своем поведении, скорее, походил на тех, кого настолько часто подвергали гипнозу, что достаточно было щелкнуть пальцами, и они входили в это состояние. Запах пробки, приближение горлышка и: «Клянусь всем святым! Я покажу этим самоуверенным, лицемерным, снисходительным ублюдкам!»
Один из негров подошел к машине и принялся колотить ногой по правому заднему колесу с таким отсутствующим видом, точно это колесо находилось там лишь для того, чтобы по нему лупили ботинком, а у самого «футболиста» просто не было занятия важнее, чем это.
ebooksa