Казнь Шерлока Холмса

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, сэр. Когда я ее увидела, шаль она уже сняла, а шляпку и не надевала, ведь от дома до часовни совсем близко.

За мистером и миссис Крисп закрылась дверь, и сразу после этого явились Райт и Скиннер. Не знаю, вызвал Эли Нанн обоих сразу или они сами настояли на том, чтобы идти вместе, во избежание противоречий в показаниях. В жизни своей я не видал более гнусной парочки: если они и не имели обыкновения лежать в засаде у дороги и душить путников за кошелек, то растоптать доброе имя мужчины или женщины им ничего не стоило. Причем Скиннер казался мне еще более отъявленным негодяем, чем его приятель. Они поочередно повторили свою историю. В тот вечер, в половине восьмого, Райт бродил по Черч-стрит, и на глаза ему попалась Роуз Харсент, которая спешила по тропинке к часовне. Через четверть часа за ней последовал Уильям Гардинер. Райт направился домой к Скиннеру и уговорил его пойти с ним, чтобы понаблюдать забавную сцену. В восемь пятнадцать, а может, пятью минутами позже они оба взобрались на насыпь и уселись под церковным забором. Скиннер просидел там с час, Райт минут на десять отлучался, но тот и другой были на месте, когда Роуз и Гардинер порознь вышли из часовни.

Скиннер сыпал подробностями, хотя, как и его приятель, признавал, что в сгущавшихся сумерках было бессмысленно заглядывать в окна. Он услышал, как женщина (по голосу он ее не узнал) воскликнула: «О! О!» Вскоре, когда Райт ненадолго покинул дружка, она сказала: «Ничего, никто не заметит. А помнишь, в воскресенье я читала Библию?» Мужской голос, якобы принадлежавший Гардинеру, спросил: «Ну и о чем ты там прочла?» – «О том, чем мы только что занимались», – ответила женщина и процитировала несколько стихов из тридцать восьмой главы Книги Бытия, которые Скиннеру совестно произнести вслух.

– Ваша скромность сейчас совершенно неуместна, Скиннер, – отрезал Лестрейд. – Вы имеете в виду историю о том, как Онан изливал семя на землю?

К моему удивлению, Скиннер покраснел.

– Верно, – проговорил он. – «И сказал Иуда Онану: войди к жене брата твоего, женись на ней, как деверь, и восстанови семя брату твоему».

– Вас можно поздравить с прекрасным знанием Священного Писания, – язвительно сказал Холмс, и перед моим внутренним взором мелькнуло лезвие заточенной бритвы, – особенно если учесть, что вы, с ваших слов, нечасто посещаете церковь. Больше вы ничего не слышали?

– Еще женщина сказала: «Я выйду к тебе завтра в девять, а сейчас мне пора». Джордж Райт к тому моменту уже вернулся, он подтвердит.

Тот кивнул, не поднимая глаз.

– И это все? – ласково спросил Холмс.

– Все, что я запомнил, сэр.

– Вы знали ту молодую особу много лет, Скиннер? Должно быть так, раз исполняли в Провиденс-хаусе обязанности разнорабочего. Вы различили, как женщина упомянула о чтении Библии. Если все было хорошо слышно, то почему же вы, просидев под забором час, не узнали ее по голосу, а поняли, что это Роуз Харсент, лишь когда она вышла?

– Она говорила тихо.

– И тем не менее вы разобрали каждое слово?

Скиннер, ничего не ответив, хмуро уставился на свои ботинки.

Мой друг переглянулся с Лестрейдом, словно пришла пора для тайно запланированной церемонии.

– Райт и Скиннер, будьте любезны выйти из часовни вместе с доктором Ватсоном и констеблем Нанном и занять то место, где вы сидели в засаде, – велел Холмс обоим свидетелям. – Мы с главным инспектором Лестрейдом останемся здесь: он проследит за ходом эксперимента. На сей раз тридцать восьмую главу Книги Бытия стану читать я, а вы продемонстрируете доктору Ватсону и констеблю Нанну, как хорошо вы все слышите.

– Но так нечестно! – возмутился Райт.

– Это куда честнее того, что вы сделали с Гардинером! – резко проговорил Холмс. – Вентиляционные отверстия мы откроем, хотя тем вечером они, скорее всего, были закрыты. У вас будут такие же условия для подслушивания, как и тогда, и даже лучшие.

Полагаю, Скиннер и Райт нашли бы способ увильнуть от проверки, если бы не присутствие констебля и инспектора. Вместе с юнцами и Нанном я поднялся на вал и присел за оградой. По сигналу Холмс принялся читать. При открытых заслонках вентиляции я слышал человеческий голос, но не слова. Воздуховод находился от нас в двенадцати футах, и, прежде чем преодолеть это расстояние, звук должен был пройти по траектории с двумя углами. Даже молодой человек с исключительно хорошим слухом ничего не смог бы разобрать. При закрытых заслонках вообще воцарилась тишина. Видимо, природа одарила Скиннера сверхъестественно чуткими ушами, раз он при таких же обстоятельствах различил каждое сказанное в часовне слово и сообщил об этом суду.