Морские байки

Я молчу. Язык распух, а во рту солоно от крови.

Человек присел на корягу, свернул самокрутку. Посидел, покурил и ворчливо так говорит:

– Какой-то ты мелкий, костлявый фриц, как пацанчик малый. Мишке тут и поживиться нечем будет.

Охотник этот крепче прежнего выругался, достал из-за пояса топорик и нарубил из еловых веток волокушу. Часа два волок меня по снегу. Притащил в какую-то лесную глушь к низкой деревянной избе. В заимке этой, так она называлась, спаситель мой тулуп скинул, печь затопил, да керосиновую лампу разжёг. А я, наконец, разглядел, что передо мной вовсе даже не мужчина, а крупная такая фрау, возрастом, лет сорока-пятидесяти. Ухаживала она за мной с неделю, голову перевязывала, отварами лечила, бульоном из дичи поила. Когда встал я на ноги и ловкость с силой ко мне вернулись, то показал я охотнице своё мастерство в меткой стрельбе. Фрау эта, Марией её звали, пушным промыслом промышляла и напарник-снайпер ей весьма кстати пришёлся. Взяла она связку лучшей пушнины и пошла к начальнику лагеря, договариваться. Тот и согласился:

"Бери, мол, Мария себе этого Людвига-доходягу хоть до весны, конца пушного сезона. Всё равно на лесоповале от него толку мало".

Повезло мне. Жизнь, хоть на несколько месяцев, но по сравнению с лагерной, у меня оказалась райская. Однажды заночевали мы в лесу, у костра под большим деревом. Мария задремала, а я отошёл по нужде, да слышу шорох да не справа или слева в чаще, а на верху, над головой. Сноровка разведчика меня выручила, среагировал я на этот звук и в сторону метнулся. Тут же на место, где я стоял, что-то большое, мохнатое свалилось и вскользь меня по плечу задело. Да крепко так, как будто ножами прошлись. Тулуп вдрызг, а само плечо располосовано до кости. Рысь это оказалась, причём матёрый самец. Серый такой, с рыжими подпалинами. Преогромный, с коровьего телёнка, пятнистый кот. Уши у этого зверюги торчком стояли, только на кончиках кисточки чёрные. Глаза зелёно-жёлтые, с мерцающими злобными огоньками. Кинулась эта рысь на меня, да тут выстрел из-за моего плеча. Опять Мария вовремя подоспела, второй раз спасла мою тощую тирольскую задницу. Ты не подумай лишнего, юнге. У меня с Марией ничего не было. Она мне скорее, как старшая сестра была. Ведь, что удивительно. У неё сын и муж на фронте погибли, а она меня немца от смерти спасала. И ведь не один я такой был. Уж если кто и жалел нашего брата военнопленного, так это русские женщины, все как одна военные вдовы. Казалось бы, ненавидеть должны они нас, немцев, а они нет, жалеют… Воистину загадочны русские души, особенно женские… Мария на прощанье подарила мне амулет собственной работы – жёлтый медвежий клык. Того самого медведя-шатуна, что мною пообедать собирался.

– Это, – сказала она, – Оберег тебе, Людвиг. От всякого зверья лесного, водяного, клыкастого, да и от двуногого охранит.

Вернулся я из плена в 1954-ом, перебежал в Западную Германию, но и там долго не мог найти себе достойного места. Было это уже в начале шестидесятых. Эмигрировал я в Аргентину, женился, развёлся, а удачи всё нет. Но тут, наконец, подвернулся один мой однополчанин, сослуживец по Африке. Я тогда подрабатывал "чёртовым официантом" в довольно дорогом кабаке в центре Байреса. И вот однажды, в ресторанном зале какой-то парень в модном костюме, весёлый, пьяный и смуглый вдруг полез ко мне обниматься.

– Людвиг! – кричит. – Бес мелкий, ты ли это?!

И тогда узнал я его. Парень тот немцем был лишь наполовину, а на другую, арабом, в смысле по материнской линии. Он на фронте, при нашем батальоне, служил переводчиком, да и нас спортсменов-олухов пытался натаскивать по-арабски. Короче говоря, вспомнили мы былое, а чуть позже, через свою знатную матушкину родню пристроил он меня к одному саудовскому принцу в личную охрану. Отбор был суровый и моя армейская, боевая подготовка мне пригодилась. Год, другой и стал я начальником охраны, хорошо показал себя. Принц мой постепенно выбился на самый верх, и прочили его не больше, не меньше, как в короли саудовские. Деньги я зарабатывал безумные, да и тратил их безумно, наверное, в плену вашей русской бесшабашностью заразился.

По роду работы я частенько сопровождал своего сюзерена во время подводных морских прогулок. Происходили таковые на его личной сверхсовременной субмарине. И называлась эта роскошная посудина, "Джумана". В переводе с арабского, "Жемчужина". Подлодки у нас в Германии называют "У-ботами"[46]. Так вот этот "У-бот", жемчужина арабская, был построен нашими немецкими корабелами на верфи в Киле, в обстановке строжайшей секретности. Поговаривали, что конструктором этой подлодки был тоже немец. Причём в основе его разработок лежали революционные, новейшие идеи подводного кораблестроения, так и невоплощённые в жизнь из-за нашего поражения в Войне. Сколько стоила "Джумана" нашему принцу можно только гадать. Впрочем, что проку считать чужие деньги…

Глава службы охраны должен находиться при августейшей особе неотлучно. Так было и тогда – в том злосчастном, последнем нашем с ним выходе в море.

Как и положено, я безмолвно стоял по правую сторону от своего господина.

Он снял трубку телефона внутренней связи и произнёс какое-то распоряжение. Тотчас в дверь каюты постучали, и охрана ввела троих бородатых измождённых мужчин со скованными за спиной руками. Пленники мелко семенили при ходьбе, поскольку их ноги тоже были в кандалах. В довершении всего троицу соединяла тонкая, но прочная цепь, довольно короткая, так что бородачи вынуждены были семенить ногами и почти вплотную прижиматься друг к другу. Его Высочество, указывая на скованную троицу, обращаясь ко мне, произнёс:

– Вот, Людвиг, очередная порция мерзавцев, достойных презренной смерти. Это собаки-шииты, смеющие называть себя мусульманами и праведными шахидами. Они приговорены шариатским судом к казни через публичное отсечение головы. Их вина совершенно доказана. В доме, где их схватили, находилась подпольная лаборатория по производству взрывчатки и сборке адских машин. Они собирались провести серию терактов. Среди них, взрыв в торговом центре в нашей столице, причём бомба должна была быть оставлена у детского игрового уголка. В довершении всего эти шакалы планировали покушение на меня, собираясь установить несколько мощных зарядов на пути следования моего кортежа. К счастью, наша служба безопасности оказалась на высоте.

Затем мой принц, с присущим ему, обязательным восточным красноречием обратился к стоящим в ожидании своей участи пленникам:

– Во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного мы даём вам, презренным убийцам истинных мусульман, возможность умереть не от сабли палача, а подобно воинам – сражаясь в бою. Если вы проявите надлежащую доблесть, то даю слово: ваши останки будут переданы вашим родственникам.

После того, как увели пленников, его высочество нажал кнопку, и открылся обзорный иллюминатор. Наша субмарина лежала на грунте. Это был белый коралловый песок с кустиками разноцветных актиний. Мы находились в южной части Красного моря на небольшой глубине. Мимо иллюминатора сновали стаи самых разнообразных акул. Судя по их количеству и внушительным размерам, здесь находилось что-то вроде акульей фермы. Подозреваю, что некоторые экземпляры, например, тигровые или акулы-молоты, были доставлены из Индийского и даже Тихого океанов. Через четверть часа из шлюзовой камеры "Джуманы", озираясь, в панике, неумело выплыли трое давешних бородачей. На них было оснащение лёгких аквалангистов с одиночным баллоном. Кроме того, на поясах висели в ножнах длинные ножи-пики. Двое из них, завидев кишевших вокруг морских монстров, начали метаться в животном ужасе. Однако самый старший, седобородый, властным жестом остановил их, велел обнажить клинки и держаться как можно ближе друг к другу. Тут я заметил ещё кое-что! У каждого из приговорённых к смерти имелись небольшие надрезы на предплечье, из них сочилась кровь. От этого в воде оставались еле заметные кровавые дорожки. Компания хищных созданий, почуяв желанный запах, принялась кружить вокруг обречённых, и уже через минуту тупомордая белая акула первой атаковала самого молодого преступника. Его спонтанный, ответный выпад оказался на редкость удачным. Клинок-пика вошёл прямо в глаз и затем в мозг морской убийце, повредив какой-то важный нерв. Зубастая тварь, явно потеряв ориентацию в пространстве, принялась хаотично вращаться вокруг собственной оси, оставляя пурпурные, тающие в воде круги. Её сородичи тут же оставили людей в покое и принялись терзать свою несчастливую подругу. Вода окрасилась бурым цветом. Акулы, подобно гиенам, отталкивая друг друга, рвали на части тело своей соплеменницы. Через пару минут от огромной туши не осталось и следа. Ещё через минуту осел густой бордовый туман, и банда разномастных акул вновь стала проявлять пристальный интерес к людям. Лимит удачи для них, видимо, иссякал. Особенно опасными оказались твари средних размеров. Пока приговорённые сражались с крупными тигровыми и голубыми хищницами, средние особи, как шакалы, подкрадывались к незащищенным ногам людей и по-волчьи на лету отхватывали изрядные куски человеческой плоти.

Кровавая пелена густела, ухудшая видимость, но тут через отверстие в субмарине выплеснулась зелёная струйка какой-то жидкости, мгновенно осветлив воду. Люди быстро слабели, и вскоре рука одного из них исчезла в пасти уродливой головы акулы-молота вместе с клинком. Вот и второй аквалангист, потеряв сознание, перестал сопротивляться смерти. Его безвольное тело было мгновенно растерзано алчными трёхрядными зубами. Старший из приговорённых каким-то чудом ещё держался. Он из последних сил, улучив момент, пока пёстрая свора была занята телами его товарищей, повернулся к огромному обзорному иллюминатору. Седобородый шиит выплюнул загубник, сдёрнул маску и медленно, словно демонстрируя презрение к зрителям по ту сторону иллюминатора, перерезал себе глотку остриём пики. Я, вдруг, физически ощутил, словно бы разряд тока, прошедший через всё мое тело. Это был настоящий "Луч ненависти" чудовищного накала каким-то чудом проникший сквозь толщу воды и прозрачную броню бортового иллюминатора. Сердце моё, прежде вполне здоровое, вдруг дало сбой, и зашлось во внезапном приступе аритмии. Схватился я за грудь и тут уколол меня клык медвежий, мой оберег, подарок Марии. Сразу и отпустило.

Акулий пир завершался. Я с трудом заставил себя отвернуться от этого кошмарного, но завораживающего зрелища. Мой сюзерен, всё это время сидевший в кресле посреди каюты, был бледнее покойника. Похоже, что и его не миновал этот чёртов, злобный импульс, последнее послание от вожака казнённых шиитов. Что же касается останков преступников, то мой господин сдержал своё слово. Он приказал доставить на борт головы погибших и отправить их ближайшим родственникам для погребения. Только вот незадача, головы старшего из казнённых преступников так и не нашли. Когда пришло время, принц совершил очередной намаз, но и после молитвы он оставался бледен и задумчив. Наконец, поскольку поиски головы седобородого так и не увенчались успехом, был отдан приказ возвращаться домой. Но едва заработали главные двигатели, как весь корпус "Джуманы" содрогнулся от мощного удара.