– На Юнион-сквере. Он на меня таращился.
Для Боба это как будто подтвердило некие тайные опасения. Он помрачнел еще сильнее.
– Не нравится мне это, Медж, – пробурчал он. – Не хочется переходить в стан неугодных ему.
– Да пошел он! Кто такой Гользен? Просто один из нас, такой же, как все.
– Ох, не скажи! Не забывай: я ведь слышу много всего. Народ его нынче воспринимает всерьез, все больше и больше. Всякое поговаривают.
– Что именно?
– Ты же знаешь, Медж: раскрыть я не могу.
– Да ты так, в общих чертах.
– Хотят знать, что он говорит, только и всего. Прислушиваются, стало быть. А мне он пару дней назад оставил передачу. Что, мол, вроде как к чему-то готовиться. Но не всем. А только тем, кто знает какой-то код.
– И что за передача?
– Ну ладно, тебе скажу.
– Что? – Медж рассмеялся. – Фигня какая-то! Льет по ушам всякую белиберду, рассылает по своим прихлебателям: пусть думают, что он-де что-то такое знает. Он же поехавший. Все они четверо поехавшие.
– Это ты так говоришь. А вот я уже слышал молву о двенадцати избранных: Гользен и еще одиннадцать. Что, если он в конце концов выяснит, где находится Совершенство? Я не хочу при этом остаться за бортом – ты ж меня знаешь!
– Боб, это все
– Не знаю, не знаю. Я слышу всякое, каждый день. Говорят, войти в пределы Совершенства – это все равно что еще раз пережить Расцвет, только он будет длиться вечно. А сам ты
– Да
– Но ведь я
Пока они спорили, Дэвид случайно обратил внимание на пятнышки влаги у их стульев, как будто с потолка перед каждым из них успела накапать вода. Подняв глаза в попытке разглядеть, откуда она могла взяться, Писатель неожиданно уткнулся в преграду. Взгляд ему застили двое в майках. Они возвышались над столом, грозно скрестив на груди руки – можно сказать, не стояли, а
– Кого ждем? – спросил один из них.
– Никого.