— О, черти!
Снегуровский поспешно одевается и вместе с Буцковым бежит к месту пожара.
— Ну, как вы себя чувствуете? — вечером просовывается в дверь голова Кованько. — Небось жрать хочешь? Он швыряет Сандорскому ломоть черного хлеба.
— Спасибо, товарищ! — слабым голосом отвечает Сандорский. — Мне есть не хочется. Но вот курить… Будь добр, тут у меня в кармане папиросы.
— Хо! Папиросы — это дело. — Кованько тоже не прочь закурить.
Действительно, в кармане пиджака своего пленника Кованько находит несколько папирос. Три себе в карман, одну в зубы, одну Сандорскому.
— Знатно! — кряхтит от удовольствия Кованько, затягиваясь папироской. — Хороший табачок!
Табак и в самом деле хороший. Что-то приятно обволакивающее вползает в мозг…
— Ну, дрыхни! — вместо прощания восклицает Кованько и хочет подняться. Но в ногах что-то тяжелое. Мутится в глазах. Что это такое?
Сандорский вскакивает и со всего размаху ударяет Кованько кандалами по голове. Гришка, теряя сознание, падает.
Сандорский, не медля ни минуты, нагибается к ноге.
— Вот где выдумка Мак-Ван-Смита пригодится, — говорит он про себя, двигая кандалами вдоль внутреннего края подошвы своего сапога. Через две-три минуты кандалы перепилены.
Сандорский отбирает у Гришки лишние папиросы, осторожно запирает дверь амбара и направляется к станции.
Через полчаса на дороге от Имана Сандорский останавливает мужика, лихо катящего на тарантасе, запряженном резвой лошаденкой.
— Подвези-ка, отец. По пути нам.
— Ну что ж, садись. Далече едешь?
— Да тут, недалеко! Закурим, что ли.
— Давай.
Сандорский вынимает пару своих папирос.
2. За Амур
ebooksa