Ермак Тимофеевич

Ксения Яковлевна без чувств упала на руки сенных девушек. Они бережно повели ее в хоромы, сопровождаемые Антиповной.

Семен Иоаникиевич Строганов с племянниками и людьми остались на берегу смотреть, как усаживались в челны казаки.

Вот по данному Иваном Кольцом знаку весла мерно поднялись и челны один за другим медленно поплыли мимо берега, где стояли Строгановы и их люди. Когда последний челн исчез из виду на повороте реки, Семен Иоаникиевич с племянниками отправились домой. За ними последовали и их люди.

Придя в хоромы, старик Строганов прямо отправился в светлицу.

— Что Аксюша? — спросил он Антиповну.

— У себя, с Домашей беседует, — отвечала старуха.

— Здорова? — спросил Семен Иоаникиевич.

— Да ничего себе… Еще на дороге очнулась и пришла сюда на ногах… Кажись, ничего.

Строганов прошел в следующую горницу. Он застал девушек сидевшими на лавках и о чем-то беседующими.

Семен Иоаникиевич сел рядом с племянницей.

— Ну вот и проводили, теперь, Бог даст, не заметим и времени, как встречать придется, — сказал он.

— Ты думаешь, дядя, он скоро вернется? — дрогнувшим голосом спросила Ксения Яковлевна.

— Скоро не скоро, а очень долго ему там делать нечего, — отвечал старик Строганов.

— Ох, долго покажется мне это время! — вздохнула девушка, рукавом сорочки смахивая набежавшие слезы.

— А ты приданым займись, торопи своих девушек, наблюдай за ними, время-то за делом и пройдет незаметно, — посоветовал Семен Иоаникиевич. Не навек разлучились… Вернется с победой… Вот и радость тебе будет. Ее и жди.

— А как убьют его кочевники?

— Ну на это у них руки коротки… Покажет он им себя, что все врассыпную посыпятся… Спрячутся в свои норы, да и оттуда он их выгонит.

Старик Строганов говорил таким уверенным и спокойным тоном, что эти уверенность и спокойствие поневоле сообщались Ксении Яковлевне.

Семен Иоаникиевич, конечно, сам далеко не думал того, что говорил. Он хорошо понимал все опасности предпринятого Ермаком Тимофеевичем похода в сибирские дебри, но не молодой же девушке, любящей человека, отправившегося в этот опасный поход, говорить ему было всю горькую правду. Ее надо было утешить, ободрить. Он это и сделал.

Ксения Яковлевна успокоилась. Слезы больше не навертывались ей на глаза.