Антиповна, впрочем, оказалась права — она недолго поработала и, что-то шепнув Домаше, вышла из рукодельной в соседнюю комнату. Домаша тотчас последовала за ней, но через минуту снова появилась в рукодельной.
— Коли петь, девушки, хотите, так Ксения Яковлевна сказала, чтобы пели, только повеселей какую-нибудь песню…
— Как же без тебя, запевалы?.. — послышались голоса.
— И без меня обойдетесь, — засмеялась Домаша. — Груша будет запевалой, а меня ждет Ксения Яковлевна. — И она кивнула головой на красивую полную, круглолицую, краснощекую блондинку. — Запевай Груша…
— Запою. Отчего не запеть? — сказала та, улыбаясь.
Домаша ушла в соседнюю комнату, а через минуту рукодельная огласилась веселым пением.
— Не могла бы я ноне петь там, — сказала Домаша, садясь на лавку рядом с Ксенией Яковлевной.
— Отчего?
— Скучно мне что-то…
— Это по Яшке…
— Может, и так… Нехорошо это…
— Почему нехорошо?
— Не стоит их брат, чтобы наша сестра по ним скучала… Невесть, может, где он путается…
— Навряд ли, не такой он парень… Хороший он, — заступилась Ксения Яковлевна.
— Влезешь в них, — со вздохом сказала Домаша. — Ну а тебе-то, Ксения Яковлевна, и подлинно полегчало?
— Ох, Домаша, уж не знаю, что и сказать.
— А что?
— Да так, больно мне все боязно…
— Боязно… Чего же боязно… Вот тут как угодить человеку-то? Видеться хотела — увиделась, видеться будешь — боязно.
— Чует мое сердце, Домашенька, что-то недоброе…