— С медком она вчера и пила ее, — вставила слово Антиповна.
— Вот и поите, как пить захочет, так глоточек, другой и сделает… Она трава пользительная. А завтра видно будет, я понаведаюсь.
И он снова бросил чуть заметный взгляд на девушку.
— До свидания, Ксения Яковлевна, здорова будь! — отвесил он ей поясной поклон.
Девушка отвечала ему наклонением головы.
— До свидания, моя касаточка! — сказал Семен Иоаникиевич и поцеловал племянницу в лоб.
Ермак вышел, Семен Иоаникиевич последовал за ним. Они прошли рукодельную, поклонившись вставшим с своих мест сенным девушкам, и вышли из светлицы.
— Что скажешь, Ермак Тимофеевич? — спросил Строганов. — Как она, по-твоему, выздоравливает.
— Бог даст поправится, Семен Аникич, не тревожь себя, время надо, сам, чай, знаешь, хворь-то в человека четвертями входит, а выходит щепоточками.
— Это правильно.
— То-то и есть… Полечим, Бог даст, вылечим.
— Вылечи, Ермак Тимофеевич, вылечи, век тебе этого не забуду, всем, чем хочешь, награжу, чего ни потребуешь. Одна ведь она у меня племянница-то. Люблю я ее…
— Понимаю я это, Семен Аникич, понимаю. Сам пользовать вызвался, надо уж вылечить.
— Повторяю, век не забуду… Чем хочешь награжу, — повторил Строганов.
— А как я, Семен Аникич, награду-то большую потребую? — вдруг сказал Ермак Тимофеевич.
— Для тебя — любую награду, — серьезно ответил Семен Аникич.
— Так помни это, купец! Знаешь, чай, поговорку: «Не давши слова — крепись, а давши — держись»…
— Знаю, знаю, ведь не пустишь, чай, меня по миру с племянниками и племянницей, — шутливо сказал старик.
— Зачем по миру пускать? Не жаден я до казны-то, — ответил Ермак Тимофеевич. — Да что зря болтать? Надо сперва хворь-то из девушки выгнать…
Они дошли в это время до дверей горницы Семена Иоаникиевича. Ермак поклонился ему в пояс: