Будто сразу прошло, чудодей, дескать… В доверие войдет он и у Семена Аникича, и у Антиповны, и вам посвободнее будет…
— Да коли я здорова-то буду, его сюда не пустят, — возразила девушка.
— Зачем здоровой быть?.. Ты и на ногах будешь, а все же на хворь надо жалиться… Он и продолжит пользовать. На ноги-де поставил сразу, этак и хворь всю выгонит, исподволь-де и вызволит.
— Так, так, умница ты, Домаша.
— Нужда научит калачи есть…
— А что же дальше-то?.. — вдруг, как бы под впечатлением внезапно появившейся в ее голове мысли, сказала Ксения Яковлевна.
— Ты это о чем?
— Дальше-то что, говорю?.. Ведь коли теперь чаще станем видеться — еще труднее расставаться-то будет…
— Зачем расставаться?.. Может, улучите время, столкуетесь. А там и к дяде…
— Не согласится дядюшка, да и братец.
— Ну, как выбирать придется им между твоей смертью или свадьбой, так небось и согласятся.
— Боязно говорить с ними будет…
— Ну уж это не без того. Надо смелой быть…
Ксения Яковлевна задумчиво молчала.
— А уж как он любит тебя, просто страсть. Инда весь дрожит, как говорит о тебе…
— Да что ты, Домаша…
— Говорила ведь я тебе… Я было его испытать хотела, заигрывать стала, так куда тебе… Как зыкнет на меня!
— Правда это?
— Правда истинная…
— Ах, Домаша, и он мил мне, так мил, что и сказать нельзя…