Ветер богов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Тирбах, винтовку пленного сюда. Разрядить ее. Сейчас ты спустишься вниз, – объяснял он Лохвицкому, пока поручик выполнял его приказание, – и остановишься посреди дороги. Это на несколько секунд отвлечет внимание всех конвоиров. Как только начнется пальба – можешь бежать.

– Неужели отпустишь?

– Наудачу: не подстрелим – спасен.

К тому времени, когда колонна приблизилась к степной горловине, Тирбах и Кульчицкий уже расположились на противоположном склоне, замаскировавшись в густом подлеске, а Лохвицкий спускался с холма, чтобы внезапно появиться из-за поворота дороги. Власевич, который держал его под прицелом, должен был первым же выстрелом снять командира конвоя.

Все было предусмотрено и рассчитано, кроме одного. Спустившись на дорогу, Лохвицкий сразу же крикнул конвойным: «Спасайтесь, засада!» Но этим только привел конвой в замешательство, позволившее первыми же выстрелами двух конвойных убить, третьего ранить. Еще двое залегли на обочине вместе с пленными.

Курбатов был потрясен, наблюдая, как пленные лежат почти плечо в плечо со своими конвоирами, но ни один не пытается обезоружить их или же, воспользовавшись суматохой, бежать. Единственным, кто стремился спастись в эти минуты бегством, был сам Лохвицкий, но кто-то из двойки фон Тирбаха скосил его автоматной очередью, прежде чем он скрылся за косогором.

– Сдавайтесь! – предложил Курбатов охранникам. – Сопротивление бессмысленно!

Какое-то время на дороге царило странное молчание. Затем один из конвойных отбросил автомат и, затравленно оглядываясь по сторонам, поднялся с приподнятыми вверх руками. Но тот, третий, «комиссар», что был ранен, вдруг завопил что-то матерщинное и, приподнявшись на колене, проредил ковер из пленных густой автоматной очередью, прервавшейся лишь тогда, когда Курбатов вновь уложил его, теперь уже навечно. Он же, сбегая по склону, на ходу расстрелял и второго конвойного, того, что еще не успел поднять руки.

* * *

Шестерых уцелевших немцев и конвойного они уводили в ближайший лес вслед за подводой, как рабов, которых предстояло продать на невольничьем рынке. Оказавшись в километрах от места схватки, Курбатов пристрелил конвойного и, уложив его на повозку, погнал лошадей в степь, на запад, в сторону Украины. Сами же диверсанты вместе с немцами прошлись метров двести по ручейку, вернулись назад, как бы в сторону Дона и, захватив крытую брезентом машину, помчались на север, туда, где по карте путь их пересекала река Оскол.

Все вроде бы складывалось как нельзя лучше, если бы не бунт пленных. На первом же небольшом привале у степного колодца четверо немцев, сговорившись, предприняли попытку скрыться. Они спустились в глубокий разветвленный овраг, якобы по нужде, и бросились в бега. Так и не успев залить воду в кипящий радиатор, Власевич погнался за ними, устроив вместе с Кульчицким настоящую охоту. Одного они свалили прямо в овраге, другого ранили из пистолета в бедро уже на проселке и задавили, еще двоих уложили на землю, избили, а затем заставили бежать впереди машины.

– Как это следует понимать, господа бывшие офицеры? – презрительно поинтересовался Курбатов, как только беглецов вернули к колодцу.

– Мы не знаем, кто вы такие, – объяснил темноволосый поджарый немец, представившийся как обер-лейтенант Краус. – И не понимаем, куда нас гонят.

– Мы уже достаточно ясно объяснили, кто мы. И вас не гонят, вам дают возможность избежать позора плена и вернуться в Германию, в свои части.

– Но мы не просили вас об этом.

– Точно, письменных рапортов от вас не поступало.

– Фронт уже, очевидно, в Польше и Словакии, – возразил второй пленный, настолько заросший грязной рыжеватой щетиной, что уже трудно было разглядеть его лицо. – Мы не сможем пробиться туда. А за побег нас расстреляют. Существует международная конвенция. После войны нас обязаны вернуть на родину.

– Ах, конвенция?! – саркастически изумился Курбатов.

– Вы слышали, барон фон Тирбах? Оказывается, вы совершенно напрасно думаете, что повели себя как освободитель этих поганцев. Они никуда не собирались бежать. Им и здесь хорошо. Они пересидят войну, отстроят большевикам все, что сумеют отстроить, и спокойно вернутся по домам. Они, видите ли, слышали о какой-то конвенции.

– Это им так кажется, что отстроят и вернутся, – поиграл автоматом барон. – У меня на сей счет иное мнение. И на конвенцию мне наплевать.

– А вы что скажете? – с той же презрительностью обратился подполковник к двум офицерам, не пожелавшим убегать вместе с остальными. – Тоже по конвенции истосковались?