— Я повинуюсь.
— Прекрасно.
— Я душой предан монастырю.
— Превосходно. Вы закроете гроб. Сестры снесут его в капеллу, отслужат панихиду, затем удалятся в монастырь. Между одиннадцатью часами и полуночью вы явитесь с железным брусом. Все произойдет под покровом глубокой тайны. В капелле не будет никого, кроме четверых матушек певчих, матери Вознесения и вас.
— А сестра у столба?
— Та не обернется.
— Но услышит.
— Она не будет слушать. Да и к тому же что известно монастырю, неведомо миру.
Наступило молчание. Настоятельница продолжала:
— Вы снимете свой колокольчик. Нет надобности, чтобы сестра у столба заметила ваше присутствие.
— Ваше преподобие?
— Что еще, дядя Фован?
— А доктор уже окончил свой визит?
— Он придет сегодня в четыре часа; уже прозвонил сигнал, призывающий доктора. Да вы, кажется, не слышите никаких звонков?
— Я обращаю внимание только на свой звонок.
— Это похвально, дядя Фован.
— Честная мать, понадобится рычаг по крайней мере длиной футов шесть.
— Где вы его добудете?
— Где много решеток, там нет недостатка и в железных прутьях. У меня целая куча железного хлама в конце сада.
— Не забудьте, приблизительно три четверти часа перед полуночью.