дефиницией предмета. Таким образом, доступными дефиниции остаются только понятия, содержащие в себе произвольный синтез, который может быть конструирован a priori; стало
быть, только математика имеет дефиниции. Действительно, предмет, который она мыслит, показан ею также a priori в созерцании, и этот предмет, несомненно, не может содержать в
себе ни больше, ни меньше, чем понятие, так как понятие о предмете дается здесь
дефиницией первоначально, т. е. так, что дефиниция ниоткуда не выводится. Немецкий
язык имеет для понятий expositio, explicatio, declaratio и definitio только один термин-
Erklarung; поэтому мы должны несколько отступить от строгости требования, так как мы
отказали философским объяснениям в почетном имени дефиниций и хотим свести все это
замечание к тому, что философские дефиниции осуществляются только в виде экспозиции
данных нам понятий, а математические -в виде конструирования первоначально созданных
понятий; первые осуществляются лишь аналитически, путем расчленения (завершенность
которого не обладает аподиктической достоверностью), а вторые-синтетически; следовательно, математические дефиниции создают само понятие, а философские -только
объясняют его. Отсюда следует:
а) что в философии нельзя, подражая математике, начинать с дефиниций, разве только в
виде попытки. В самом деле, так как дефиниция есть расчленение данных понятий, то эти
понятия, хотя еще и смутно, предваряют [другие], и неполная экспозиция предшествует
полной, причем из немногих признаков, извлеченных нами из неполного еще расчленения, мы уже многое можем вывести раньше, чем придем к полной экспозиции, т. е. к дефиниции; словом, в философии дефиниция со всей ее определенностью и ясностью должна скорее
завершать труд, чем начинать его. Наоборот, в математике до дефиниции мы не имеем
никакого понятия, так как оно только дается дефиницией; следовательно, математика
должна и всегда может начинать с дефиниций.
b) Математические дефиниции никогда не могут быть ошибочными. Действительно, так
ebooksa