Сиверсия

Удар по затылку был четким, дозированным. Орлов обмяк, рухнув навзничь, придавив тщедушное тельце старика.

– Прости, позвонок…

Лавриков приподнял Орлова, отволок подальше, уложил на бок и без сил рухнул рядом. Он сидел, тяжело дыша, опершись одной рукой о тело Орлова, другой потирая грудь, где сердце, куда Орлов ногой ударил его. Он тупо смотрел перед собой. От висков по щекам извилистыми ручейками сбегали крупные капли пота. Скворцов опустился рядом, спина к спине, и погасил фонарь.

Так они и сидели в темноте, молча, глядя каждый в свою даль, пытаясь удержать в себе Веру с Надеждой и по одним им ведомым приметам распознать приближающуюся из далекого далека, почти с края земли, спешащую к ним Любовь.

Текли одна за другой минуты.

– Люди… Люди…. Кто-нибудь живой? Люди… – голос был слабым, охрипшим.

Лавриков взял из рук Скворцова фонарик, включил, обернулся.

– Миша? Что случилось?

Лавриков присел на корточки рядом с Золиным, потрогал лоб. Температуры не было, но дыхание было тяжелым, прерывистым. У Миши Золина были обожжены обе руки до локтей и левая щека. Ожоги были не сильными, причинять особого беспокойства после качественной обработки они не должны были.

– Миша, чего звал-то?

– Где мы?

– Все там же. В подсобке. Потерпи, нас скоро освободят.

– А живые, кроме нас с тобой, есть?

– Все живы.

– Мужика того, вашего, что в дверь лупил, убили, да?

– Да ты что?! – Лаврикову стало не по себе. – Башка твоя вихрастая! – он потрепал Золина по кудрявым волосам. – Сошел с тормозов мужик маленько. Сейчас проспится и будет вас дальше пугать, – он заставил себя улыбнуться. – Ты лучше вздремни.

Лавриков стал осматривать остальных.

– Олег, пожалуйста, бригадиру давление померь.

Скворцов тут же выполнил просьбу.

– 98 на 69, – доложил он. – Может, глюкозку? Больше нет ничего.