Сиверсия

– Хорош дрыхнуть! Не на кладбище.

Хабаров очнулся. Сводило руки и ноги, спину нещадно ломило. В мозгу пронеслось: «И на хрена же я проснулся?»

В свете фонарика Осадчий изучал карту.

– Емеля, ты у нас самый быстрый. Проверишь левую галерею. Тагир, ты правую. В одной из них метров через двести должен быть тупик. Негоже нам с грузом лишние полкилометра шагать.

– Полкилометра? Шеф, ты ж сказал 200 метров.

– Двести туда, Емеля, а упремся мордой в стену, двести еще обратно. Ясно? На все про все вам десять минут. Будьте осторожны.

– Дай-ка карту… – попросил Хабаров.

Осадчий протянул скрепленные скотчем пожелтевшие листки.

Хабаров и без карты прекрасно помнил, что в левой галерее пропасть. Он сам в нее едва не угодил, когда месяц назад с Севой Гордеевым исследовал эти места. Злополучную галерею диггеры окрестили «Дорогой отлетевших душ» за провал грунта в виде колодца. В самом начале галерея идет вниз с уклоном градусов в тридцать. Незадачливый искатель приключений идет по ней метров 60–100, потом уклон резко возрастает почти вдвое, и зазевавшийся «крот» просто падает и дальше уже едет по сыпучему каменистому дну галереи, как с горки, в колодец-пропасть.

На карте стояли значки опасности, запрещающие проход.

«Не видеть их ты не мог…»

Свет фонарика Хабаров направил прямо в лицо Осадчему. Тот вскинул руку.

– Свет убери! Как чувствуешь себя, спасатель? – тоном, по которому ничего не читалось, спросил он.

– Как в морге перед вскрытием.

Хабаров лег на бок, так было вроде бы полегче. Спину крутило жестко, так, что слезы выступали на глазах.

– Около шести мы попадем в заброшенный ствол «Дмитрогорской». А там и до поверхности рукой подать. Там я вас отпущу.

Хабаров усмехнулся.

– Так же как дружка своего?

В этот момент раздался не то визг, не то срывающийся на фальцет крик, отдаленный шорох, а потом все опять стало тихо.

«Даже для виду не встревожился…» – подумал Хабаров.