Сиверсия

– Я сейчас спущу ее, Тагир! – закричал он. – Подожди две минуты. Не трогай ее! Я поднимаюсь.

– Что у вас происходит? – крикнул Осадчий.

– Она исцарапала меня, Никита. Слушай, совсем с ума сошла! Бешеная вся! Визжит как недорезанная.

– Отойди вглубь трубы. Пусть вместе с Хабаровым спускается!

«“С Хабаровым…” Надо же, честь какая! Запомнил…» – поднимаясь наверх, отметил Хабаров.

С Мариной, действительно, было неладно. Она сидела в трубе, сжавшись в комок, рыдая и причитая. Когда он попробовал приблизиться к ней, девушка завизжала так, что заложило уши.

– Пристрелю, дура! – рявкнул Тагир.

Он вскинул автомат. Лязг затвора не оставил вариантов.

Хабаров заслонил собою Марину.

– Уйди, спасатель! – Тагир прицелился в грудь Хабарову. – Она или ты? Или оба?!

Хабаров видел, как палец на спуске выбрал свободный ход. Подумалось: «Он же и ее заденет…» Не сомневаясь, что сейчас, в это мгновение, будет выстрел, он схватил Марину за воротник куртки, рванул вниз, на дно трубы и сдавил горло. Девушка умолкла, захрипела и потеряла сознание.

Хабаров зажмурился. От напряжения дрожала каждая клеточка. Не то капли пота, не то слезы покатились по щекам.

Снизу что-то кричал Осадчий.

– Все, Тагир, успокойся, – вымученно выговорил Хабаров. – Я сейчас спущу ее, а ты за нами следом спускайся.

Остатками веревки он связал Марине руки, в кольцо связанных рук просунул свою голову, потом, обмотав веревкой несколько раз, привязал тело Марины к себе и начал спускаться.

Это было сложнее, чем он ожидал. Где-то на середине пути Хабаров проклял все.

Он судорожно прижимался к скобам, ощущая, как опасно болтает его привязанное за спиной тело Марины. Перехваченную веревкой грудь нестерпимо резало, было трудно дышать, на шею давили связанные руки девушки. Последняя треть спуска далась ему с особенным трудом. Несколько раз он оступался, уставшие, дрожащие от непомерной нагрузки ноги беспомощно скользили в пустоту, и в этот момент сердце тошнотворно замирало. Под конец спуска он уже не чувствовал скоб под изрезанными в кровь ладонями.

Как спустился, Хабаров не помнил. Он очнулся от того, что кто-то тряс и больно бил его по щекам, тихонько шепча:

– Давай, родной! Хотя бы глоток сделай…

Во рту он ощутил безвкусную влагу, судорожно глотнул, и тут же, закашлявшись, повалился на бок. Кто-то постучал ему по спине, потом подхватил, развернул, положил на что-то мягкое. Голову сжимало железным обручем, шумело в ушах, сердце трепетало, точно овечий хвост, и липкий холодный пот покрывал все тело. К горлу подкатывал отвратный ком тошноты.