Сиверсия

«Симптомы отравления углекислым газом и метаном…» – точно кому-то другому, не себе, поставил диагноз Хабаров.

– Тагир, ты как там? – крикнул уже знакомый голос.

– Голова кружится. Блевать буду.

– А дама?

– Может идти. Эта баба то кричит, то плачет, то дерется. Истеричка. Да?

Хабаров открыл глаза и тут же увидел беспокойные глаза Осадчего. От этих глаз загоралось все внутри. Что-то они бередили такое, чего трогать было нельзя ни при каких обстоятельствах.

– «Стокгольмский синдром» наоборот? – спросил он Осадчего.

– Нет. Просто понимание хрупкости человеческой жизни…

Хабаров трудно сел.

– Надо убираться отсюда.

– Идти-то, спасатель, можешь? Передохнем еще. Посиди.

Хабаров хмуро глянул на Осадчего. Его забота, если это можно было назвать заботой, была неприятна.

– То гонишь, аж язык на плечо, то «посиди». Определись!

Он тяжело поднялся, двинулся вперед, махнул рукой сидевшим на груде битых кирпичей Марине и Тагиру.

– Уходим. Из-за завала тупик плохо вентилируется. Концентрация углекислого газа и метана высокая. Отравимся. Диггеры здесь никогда привалов не делают.

Марина первой догнала его.

– Зачем ты им про углекислый газ и метан сказал?! – зло зашептала она. – Пусть бы сидели. Может, сдохли бы!

Хабаров кивнул.

– Это скорее всего. Только я, девочка, спасатель, а не убийца.

– Чистоплюй ты! Я думала, ты – мужик. А ты… – она запнулась, решая, стоит ли переходить на мат, потом сквозь слезы в истерике крикнула. – Жук ты, навозный!