Сиверсия

Ми-2 завис в полуметре от земли, взбивая лопастями снежные вихри.

Хабаров бросил в снег здоровенный рюкзак, потом спрыгнул сам, увязнув по грудь в сугробе, и дал отмашку.

Взревев двигателями, вертолет резво пошел на взлет. Еще минута, и оранжево-синяя винтокрылая машина МЧС исчезла из виду, нырнув за гребень тайги. Еще какое-то время было слышно ее затихающее стрекотание, потом тайгу вновь укутала девственная тишина.

Искрясь на снегу мириадами зайчиков, солнце задорно било в глаза. Хабаров невольно щурился, осматривая окрестности. Потом он взял за лямку рюкзак и, волоча его за собой, утопая по грудь в снегу, стал пробираться к стоявшей у опушки избушке. Небольшое расстояние метров в сто пятьдесят он преодолел часа за полтора и, несмотря на мороз, порядком взмок.

Пробираясь по непролазным сугробам, он то и дело всматривался в убогое среди кедрового величия человеческое жилище и тщетно старался уловить признаки присутствия живого человека. Не было ничего, что бы свидетельствовало об обитаемости таежной избушки. Нервный озноб пробегал по спине, заставляя идти возможно быстрее.

Подобравшись ближе к жилью, Хабаров увидел расчищенную от снега площадку у входа. Выбравшись из двухметрового сугроба, он рухнул на нее практически без сил.

«Слава богу! Митрич, ты живой!» – прошептал он.

Хабаров лежал на снегу, тяжело дыша, раскинув руки, глядя в голубое морозное небо, и улыбался.

Избушка была до крыши обрыта снегом. От площадки перед домом были расчищены дорожки-тоннели к сараю и колодцу, а еще в сторону тайги. Снег на бортиках был выше человеческого роста.

Переведя дух, Хабаров поднялся и потащил рюкзак в дом.

После яркого полуденного солнца в темноте избушки невозможно было что-либо рассмотреть.

– Митрич! – позвал с порога Хабаров.

Никто не ответил ему. Хабаров щелкнул зажигалкой и смог разглядеть в дальнем углу темную человеческую фигуру.

– Митрич?

Но фигура не шевельнулась.

Хабаров зажег стоявшую на столе самодельную свечу и осторожно, боясь наступить на лежавшие на полу книги, пошел к человеку.

Старик сидел, подобрав под себя ноги, как это делают йоги, его спина была идеально прямой, а голова слегка запрокинута назад, руки раскрытыми ладонями вверх лежали на коленях, большие и указательные пальцы обеих рук были сомкнуты в кольцо. На нем были черные свободные штаны и черная китайская рубаха-балахон. Старик сидел с неподвижным, будто каменным, лицом и широко раскрытыми, словно от ужаса, глазами.

Хабаров легонько дотронулся до него. Это не произвело никакого эффекта. Он потрогал пульс на шее и с облегчением вздохнул.

– Митрич, черт бы тебя побрал с твоей медитацией!

Хабаров сел рядом и стал ждать.