– Я чувствую себя ужасно… почему ты все еще такой здоровый? – поинтересовался Кацухиро.
– Естественная жизнестойкость, – без тени шутки ответил ему товарищ.
– Всем тихо! – огрызнулась Миз. Она выдвинулась вперед, направившись к разрыву во второй линии обороны. Изогнутые и скрученные куски пластали вздымались вверх, словно ветви шиповника, вокруг пролома.
– Почему ты позволяешь ей так с тобой разговаривать? – спросил Ранникан. – Если бы моя женщина так со мной трепалась, я бы ее выпорол.
– Что ж, это объясняет отсутствие у тебя женской компании. И она не моя женщина. Я едва ее знаю.
– А я думаю, да, – хитро произнес Ранникан. – Думаю, ты знаешь ее гораздо лучше, чем говоришь.
Доромек хмыкнул.
– Ну, и что я могу сказать? Мое сердце не может устоять перед милым личиком, но не более того. Я знаю ее не больше, чем тебя.
– Что думаешь о примархе? – вклинился в разговор Кацухиро, пытаясь найти что-нибудь позитивное за день.
Доромек пожал плечами.
– Что он дал тебе ощутить?
Кацухиро несколько огорчило, что вопрос обсуждения выстроился вокруг него, но все равно ответил:
– Радость и благоговение.
Они спустились по склону кратера, который образовался из воронки снаряда. На дне плескалась грязная вода. В этот момент Доромек оглянулся назад:
– Это ведь не все, верно? Да ладно, мы все тут боевые товарищи. Будь честен.
– Я почувствовал… печаль, – неловко произнес Кацухиро. – Пустоту…
– Ничтожность?
Кацухиро кивнул. Они вошли в сеть окопов между первой и второй линиями. Большинство участков были разрушены и брошены.
– Они делают это… Они и их сыны. Я спрашиваю себя, а почему Император вообще их создал?.. – отозвался Доромек.
Миз была далеко впереди, и он говорил свободнее, когда она его не слышала.