Паруса судьбы

22
18
20
22
24
26
28
30

− Шутить люблю − порода у меня така. Вострый вы, Андрей Сергеич, зело. Нуте-ка, выкладывайте, за каким… пожаловали? − ни капли не смутившись замечанием, продудел Карманов и зычно рявкнул в сторону двери, напуская строгость. − Данька, сукин сын! Опять трешь-мнешь, в глазах колупашься?!

Из-за шторы поплавком вынырнула головенка казачка.

− Водки и яблок моченых! Да токмо мухой слетай!

Из прихожей донеслась ретивая дробь каблучков.

Пока Семен Тимофеевич покряхтывал, пыхтел боровом и убирал деловые бумаги со стола, приводя его в христианский вид, на нем появился изящный, из черненого серебра поднос.

На серебре задиристо стоял запотевший от холода полуштоф и блюдо, с верхом засыпанное привозными мочеными яблоками.

− Ишь ты, туманцем взялась… Красеха! − цокнул языком в адрес бутылки Карманов, булькая содержимым в серебряные стаканцы. − Покамест суд да дело, закусь берите, Андрей Сергеич. Ну-с, с Богом!

Преображенский налег на «закусь», а сам прикинул: яблочки-то эти, как, впрочем, и другая привозная снедь, ой как пропитаны путом поморов. Подумал так, да аппетит не прогнал: за всё денежка купеческая плачена, и не малая.

Опрокинули по одной сперва − за тех, кто в море, вторую − за встречу, после чего капитан стаканец свой кверху донцем поставил, утерся платком и молвил:

− Будет огневку дуть, Тимофеич. Не за тем шел. Напряги ум, помнишь, кто в прошлый раз шкипером у меня ходил?

− А то? − через отрыжку откликнулся Карманов. −Чухонец-то сей нелюдимый? Хм, как же-с, помню. Слово из него клещами не вытянешь. Никак нужон он вам?

− Был бы не нужен − не вопрошал. Не пособишь сыскать его?

Карманов колыхнулся всей массой, слохматил для виду брови, набил молчаливо трубку, пыхнул и пропал на время в клубах дыма.

− Успокою, не в море он, − басовито загудел Семен Тимофеевич. − Почти каждый вечер швартуется у меня, немач пучеглазый. Вечно один-одинешенек, аки перст. Возьмет кружку рому и сидит в углу настоящим чертом −цедит ее сквозь зубы, злой на весь свет. Ну хоть бы словечко кому молвил, идол! Но тут, брат, тебе не Петербурх! Врешь, не надуешь… Видали мы таких! Другому бы не стал, а вам шепну, как другу, − заговорщицки шикнул Карманов. − Не по нутру он мне. Чую, темная личность сей басурман, Андрей Сергеевич. Веришь, ума не приложу, и как вы токмо сговориться с ним смогли без толмача? Ой, да и не глагольте вы мне о сем сучьем сыне. Я бесед не веду ни с ним, ни о нем.

Преображенский ответил с изрядной резкостью:

− Не бери грех на душу, Тимофеич! Человек он стоящий, делом проверен… и шкипер не чета другим. Да и твою правду я, что книгу читаю. Вся напраслина оттого, что немец товар твой стороной обходит…

− Эвон вы как! − опаляя взором, вразумлял Карманов. − Все грешны, капитан, да божьи, − девать нас некуда. Да токмо внемлите моим словам, с нечистью он водится, нелюдим. Так и знайте! − хозяин перекрестился на икону и обиженно икнул на всю комнату.

− Так, значит, не сегодня-завтра увидишь его, Семен Тимофеевич? − настойчиво спросил Андрей, не спуская зеленых глаз с Карманова.

Помрачневший хозяин утвердительно кивнул головой.

− Передай, что нуждаюсь в нем. Сыскать меня сможет на «Северном Орле». Ночевать отныне там буду. За такелажниками, сам знаешь, глаз нужен.