– Именно так. – Мутаман показал на графин с вином. – Эти слова здесь звучат как выражение милосердия и сострадания, а там воспринимаются как ниспосланное свыше повеление истреблять инаковерующих.
– Джихад.
– Да. Священная война, понятия о которой эти дикари всосали с молоком матери.
Он медленно допил то, что оставалось в его бокале, и резко, раздраженно поставил его на стол.
– Кое-кто советует мне пригласить их сюда, но я не доверяю им. Один Аллах ведает, на что они будут способны, когда окажутся здесь. Что могут сделать с нами и с христианами. Однако войско мне необходимо. Военная сила, которая держала бы в узде и моего брата, и франкских графов, и наваррцев с арагонцами… Да и Кастилию с Леоном.
Последние слова он произнес после многозначительной паузы и с расстановкой. И теперь смотрел на своего собеседника выжидательно, затаив в уголках рта лукавую усмешку.
– Я никогда не подниму оружия против Альфонса Шестого, – сказал на это Руй Диас. – Он мой законный государь.
– Ручаюсь тебе своим честным словом, что никогда и не потребую от тебя этого. Если случится война с ним, ты будешь освобожден от клятвы верности мне.
– Меньшего я и не ждал от вас, государь. Ваше великодушие…
Эмир, вскинув и тотчас уронив руку – в этом жесте досада чувствовалась, – прервал его:
– Еще мой отец – да будет Аллах милостив к нему – ввел обычай нанимать в случае надобности кастильских или наваррских воинов… И я намерен поступать так же. Эти рыцари славятся своей доблестью и боевым мастерством. И своими подвигами. Пусть учат повиновению и порядку моих бойцов и наводят ужас на врагов.
Его темные глаза блестели убежденностью. И умом.
– Тебя называют Сидом, – добавил он, чуть помолчав. – Сиди.
Руй Диас промолчал. Миг спустя Мутаман кивнул, словно подтверждая свою правоту:
– Сиди Квамбитур, по-нашему. Сеньор Кампеадор – на вашем языке. Хорошо звучит, а?
– Бывали у меня прозвища и похуже.
– Знаю. Лудрик Проклятый… Лудрик-Пес… Рудерико Гнусный… Бич Правоверных… и еще что-то в этом роде.
Руй Диас кивнул с улыбкой:
– Я слышал.
– Я буду называть тебя Лудриком, – сказал эмир, минуту поразмыслив. – Обойдусь без определения «проклятый». Опущу.