– Эвона, хватили! – махнул рукой Кривошеев. – Тут земли сколь угодно! Желаешь – паши, желаешь в бочки засаливай! Вона надысь соседка Прасковья-то померла, пашня гуляет. Не надо никому!.. Ничейная землица-то выходит, – Кривошеев понизил голос, – дармовая!.. А все отчего?
– Отчего? – переспросил Вортош.
– Оттого, что нету порядка! Вот, к примеру, я. Захочу – пойду по путям, захочу – дома останусь.
– Ой, не ходи, сынушка, не ходи! – запричитала мать.
– Сегодня, так и быть, не пойду! – Кривошеев залпом опрокинул полстакана, со стуком утвердил тару обратно и потянулся за квашеной капустой.
– А что же смотритель станционный?
– А что смотритель?.. Что это за смотритель такой, которого я по матери могу, – Кривошеев икнул, покосился на образа и мелко перекрестил рот. – Прости Господи!.. Нет порядка в отечестве! Нет!..
– Скажите, – спросил Ревин, – а соседка ваша, Прасковья она старая была или молодая?
– Да не то, чтобы старая, – Кривошеев пожал плечами, – но и не молодая. Так себе, бабенция…
– А от чего же она умерла?
– Так известно от чего, – хмыкнул Кривошеев.
– От чего все умирают, оттого и она, от смерти, – мать неодобрительно покосилась на сына.
– Ладно, засиделись мы! – вскинулся Вортош. – Спасибо!
– А это вы вчера стучались-то? – прищурился на господ Кривошеев.
– Мы, – кивнул Ревин. – Отчего ж вы не открыли?
– Так известно отчего, – Кривошеев снова хмыкнул. – Не открывают у нас по ночам-то… Потому как нет порядка в отечестве! Нет!..
На месте хаты, где жила покойная Прасковья, остались только обгорелые головешки да куча битого кирпича от печи. Странное дело, но следов таких пожарищ обнаружилось на хуторе несколько. Не жгут в селах пустующие дома. Стоят себе такие с заколоченными окнами да дверьми, ждут новых жильцов. Кому, край как надо сына отселить, отделить хозяйство, кого красный петух клюнет. А в Жох-Пырьевке ни одной заброшенной хибары.
Но куда большее удивление вызвало у приезжих господ посещение кладбища. Вортош, тот всегда говорил, что изучение местности нужно начинать с погостов, где, словно в зеркале, отражаются последние несколько лет жизни селений. Каков средний возраст усопших? Много ли мертворожденных? Кого больше, мужчин либо женщин? Сколько за оградой самоубийц и иных хоронимых без креста? На основании этих вопросов можно нарисовать развернутую картину, которая высветит многие скрытые моменты.
По виду Жох-Пырьевское кладбище ничем не отличалось от тысяч других: та же покосившаяся, упавшая местами ограда, врата под крышей из драни, почерневшая от времени икона под коньком. По соседству со старыми безымянными могилами – несколько свежих. Их сразу видно по крепким крестам и надписям, которые еще можно разобрать. Вот здесь, пожалуй, сходство заканчивалось.
Все до одной новые могилы стояли раскопанными. Не просто с разрытыми холмиками, а именно раскопанными. Кое-где виднелись доски гробов: на Руси кого хоронят в домовине, кого так.