– А что же, – запыхавшись, расспрашивал Вортош, – не страшно по путям-то одному ходить?
– Страшно. Чего ж не страшно? А только ничего не поделаешь, надо! – голосом Седой говорил бесцветным и каким-то обреченным. – Где костыль вылез, где гайка отвернулась… От так…
– А особенного ничего не приключалось, необычного?
– Особенного? Не! – Седой помотал головой. – Особенного-то в работе моей нету… Тупаешь себе, столбы считаешь… Когда споешь, что б веселее… Когда навья зарядит следом, жжет затылок…
– И как же ты тогда?
– Как-как… А никак!.. Я завсегда бутылочку с собой беру. Глотнешь – и легше. А ходить слабы они. Пару верст протащится, да и отстанет. А коли ближе подползти надумает, я ведь и ключом отмахнуть могу… От так… Да они и знают меня уже… Не донимают… Надоело, видать…
Господа только и переглянулись.
– Вот она, Гнилуха эта…
В подтверждение своих слов Седой извлек из-за пазухи штоф, приложился, отер губы рукавом.
Вортош в недоумении поигрывал извлеченным на всякий случай браунингом и разочарованно оглядывался, пытаясь за что-нибудь зацепиться взглядом. Низина, как низина, пройдешь – не заметишь, все тот же березовый трухляк без верхушек, запорошенный кочкарник, прутья сухой пижмы, кусты лозняка. Место мало походило на возможное логово: прятаться здесь было решительно негде.
– Может, наплел все Сутока этот? – предположил Вортош.
– Может, и наплел, – Седой спорить не стал.
– Идите сюда! – позвал Ревин, ковыряя что-то носком сапога. – Глядите!
Из-под снега показалась тряпица, в коей при ближайшем рассмотрении угадывался синий китель, который носят путейские чиновники. Сохранились и форменные пуговицы с перекрещенными молоточками.
– Эге, – протянул Вортош. – Вот он где отыскался…
Здесь стоило лишь копнуть и на свет полезли находки одна другой хуже. Все пространство вокруг усеяли человеческие останки. Сосчитать души, нашедшие тут последнее пристанище, возможным не представлялось, да господа и не старались. Наскоро запечатлев отвратительный могильник на фотопластинку, поспешили покинуть злосчастное место.
Седой молчал. Изредка тревожно оглядывался и вздыхал. Наконец решился и приговорил вскользь, будто бы невзначай:
– Эхма!.. Что же с нами станет-то?..
– Ничего не станет с вами! – отрезал Вортош. – Жить будете! Детей растить! А тварей этих мы всех изловим до единой! Слышишь?
– Добро бы, коли так… Да только как ты их изловишь?..