Перед домом не было вывески «Продается», но местный агент по недвижимости сказал Элоизе, что дом выставлялся на продажу уже полтора года, и подчеркнул, что они открыты для
Брокер сказал, что Элоизе не понадобится ключ, чтобы войти, и он был прав. Покосившаяся входная дверь была приоткрыта. Она открылась со скрипом, и в нос Элоизе ударил сладковатый запах.
Элоиза посмотрела вниз — на полу у входа мухи роились вокруг падали. Между обнаженными ребрами ползали черви, виднелись оскаленные острые зубы, и Элоиза не могла понять, была это лиса или собака.
Натянув футболку на нос, она перешагнула через нее, вошла в первое помещение и огляделась. Протечки проели потолок и стены и окрасили в коричневый цвет весь дом, в котором, казалось, все оставалось так, как было брошено. На полках стояли книги, на подоконниках — горшки с засохшими растениями, везде были расставлены безделушки, все было покрыто пылью. Выцветший номер «Дома» лежал на столе в гостиной рядом с полной пепельницей, на полу стояли тапочки.
Взгляд Элоизы упал на диван. Большие темно-коричневые пятна на подушках напомнили ей слова агента по недвижимости, сказанные по телефону: Рената Мазорек пролежала в доме несколько месяцев, прежде чем ее обнаружили. «Еще один человек испустил дух в полном одиночестве», — подумала Элоиза и задумалась, не позвонить ли Фишхофу.
Она еще не разговаривала с ним сегодня и гадала, жив ли он, но что-то удерживало ее от звонка. Ноющее сомнение нарастало внутри.
Почему Ингеборг Сарк так бурно отреагировала на его имя?
Почему Рене Декер отпустил ее?
Каковы были отношения Яна с Мией Сарк?
Что же он сделал?
Элоиза посмотрела на вышивку в рамке, висевшую на стене над диваном, и усмехнулась. «СЕМЬЯ — БЛАГОСЛОВЕНИЕ ЖИЗНИ» было аккуратно вышито красными нитками. Она подошла к двери во внутренний дворик, открыла ее, чтобы впустить свежий воздух, и увидела гостевой домик в противоположном конце большого сада.
Она вышла из главного дома, пересекла лужайку, заросшую травой по колено, и взялась за дверь гостевого домика. Дверь была заперта, поэтому она положила руку на косяк и потянула. Дерево было легким и сухим, и дверь поддалась после нескольких толчков.
Элоиза вошла внутрь и огляделась. По словам Ханса Галлахера, именно здесь жил Том Мазорек.
Взрослый мужчина, который никогда по-настоящему не жил отдельно. Что говорит о Мазореке тот факт, что он прожил с матерью до сорока с лишним лет? Кому бы этого захотелось?
За исключением раскладушки, которая стояла собранная в углу, в обеих комнатах домика не было ничего: ни в спальне, ни в прачечной. В комнате с раскладушкой окна выходили в сад, а прачечная находилась в задней части дома. Окон там не было, а с потолка свисала голая лампочка.
Элоиза вытащила мобильный, включила фонарик и посветила в темноту. Пол был покрыт потрескавшимся линолеумом, стены — белой плиткой с орнаментом на уровне глаз: рифленая лента с темно-синим цветочным узором была похожа на королевский фарфор. Это была не ванная комната, потому что здесь не было душа и унитаза, только сливная решетка в полу и раковина на стене. Зеркало над раковиной было разбито ударом кулака или каким-то предметом. Осколки стекла вокруг места удара были ржаво-красного цвета и остры, как иглы, а сотни серебряных нитей зигзагами рассекали зеркальную поверхность.
Элоиза посмотрела на свое искаженное отражение и нежно провела пальцами по острым краям, представляя себе, как Том Мазорек стоял на этом же месте и смотрел в это же зеркало.
Что он видел в нем?
Она вздрогнула, когда телефон у нее в руке зазвонил, и посмотрела на экран. Она ответила и поднесла трубку к уху.