Питбуль

Элоиза покачала головой.

— Она умерла через несколько лет после того, как ты уехал в Нью-Йорк. Так что, отвечая на твой вопрос: нет! Никто не пристает насчет внуков. — Элоиза чуть улыбнулась. — Кроме того, я думаю, что время уже вышло.

— Тебе всего тридцать семь, — сказал Томас, — время еще есть.

— Время уже вышло, — повторила Элоиза.

Она отвернулась и схватила бокал. Она больше не хотела говорить о своей семье.

Они долго молчали. Потом Элоиза выглянула в сад и улыбнулась.

— Подумать только, у тебя есть флагшток, — сказала она. Она смотрела на вымпел, вяло свисавший с десятиметрового флагштока в дальнем конце сада.

Томас улыбнулся замечанию. Он повернулся и зажег плиту.

Элоиза огляделась и продолжила:

— У тебя особняк, гараж на две машины, кухня для задушевных бесед с итальянским кафелем на полу, дети-близнецы и флагшток. И ты живешь в Ютландии?! — Она всплеснула руками и рассмеялась. — What the fuck happened?![30]

— Жизнь, — сказал Томас, поднимая пиво. — Жизнь случилась!

— Да, и надо признать, это выглядит вполне здо́рово, — кивнула она. — Ты счастлив?

— В эту секунду да, — ответил он, встретившись с ней глазами.

— Хорошо, — сказала она с улыбкой.

Томас поставил бутылку и положил руки на край стола.

— Ты когда-нибудь думала о том, где бы мы были сегодня, если бы я не устроился на ту работу в США? Или если бы ты поехала со мной, как мы планировали?

— Да, — кивнула Элоиза. Она глубоко вздохнула и пожала плечами. — Тогда, скорее всего, это мы бы с тобой были разведены, с двумя детьми и схемой обмена пятьдесят на пятьдесят, которую мы должны были бы приспособить к своей трудовой жизни.

Он покачал головой и слегка улыбнулся.

— Ты так не думаешь.

На мобильном, лежавшем на кухонном столе, загорелся дисплей, и Томас взглянул на него. Он сдвинул брови, когда прочитал появившееся сообщение.