Партия, дай порулить

22
18
20
22
24
26
28
30

– Простите? – угол развернулся, увеличив градус.

– Ну, в смысле, по телику. Может она какая-то мисс… – Глафира сделала вид, что вспоминает. – Нет, не помню.

Угол снова стал прямым. Следователь стал фиксировать Глашину забывчивость на бумаге.

– Как вы думаете, каким образом эта фотография могла оказаться у убитой Назиры Сафиной в день смерти?

– Да не знаю я! – вспылила Глаша. – Она мне не докладывала.

И так далее. Вопрос – ответ – угол, вопрос – ответ – угол.

Глафира, чтобы было не так страшно, стала воображать, как у следователя от постоянного наклона шея протрется и голова отвалится от тела. Представив, как она покатится по кабинету, Глаша фыркнула. Это не понравилось Угольнику, и он продержал Глафиру лишние полчаса, это точно.

И вот сейчас она сидела в приемной партии, чувствуя себя безумно одинокой. Хотя могла пойти домой, мама бы ее поддержала. Но не хотелось грузить ее своими проблемами. А вдруг она запретит Глаше ходить в «Искру»? Просто удивительно, но она привязалась к своей волонтерской работе. Ей было бы жалко не видеть больше нелепую Тетку, глуповатую Памелу, вечно спешащую Врачиху и красавца Попеля. Да и Веньку, чего греха таить.

В общем, сегодня ей захотелось прийти сюда, в приемную партии.

Хлопнула входная дверь, и вошла Тетка, отфыркиваясь, словно лошадь. Глафира вытерла слезы и уставилась в монитор пустым взглядом.

– Ой, а что ты впотьмах сидишь? – спросила Кира, заглядывая в кабинет. – На улице такой дождина, ужас. Да еще и ветер. Как дунул – зонтик вывернуло, аж спицы погнуло. Так жалко. Денег лишних совсем нет, а тут еще зонт покупать…

– Отдай Веньке, он починит, – сказала Глафира равнодушно.

– О, это мысль, – обрадовалась та. А ты чего такая квелая?

Слезы задрожали у Глаши на самых кончиках ресниц. Она побоялась, что если начнет объяснять, то не выдержит и разревется.

– Эй, ты что? – Кира подошла и заглянула Глаше в глаза. И тут Глафира уронила голову и зарыдала.

Тетка закудахтала, забегала, запричитала. Потом подняла Глашину голову, прижала к своей плоской груди и стала бережно ее гладить, приговаривая:

– Ну-ну-ну, не надо плакать. Ты моя Гаврошка. Все будет хорошо, все будет очень хорошо, все наладится.

– Ничего не наладится, – гундосо проворчала Глаша в Кирину грудь. – Назирку убили, и Угольник пытает: «Где вы были с семнадцати до девятнадцати?» А я что, помню?

– Кто такой Угольник? – спросила Кира, отстраняя ее голову от своей груди.

– Следак. Мент. Он меня допрашивал, – ябедничала Глафира. – Все выспрашивал, почему у Назирки в сумке фотка модели, которую убили.