Партия, дай порулить

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вы все-таки удивительная, – захохотал Владимир, закинув голову. – Мои модельки ни за что бы в этом не признались.

Алла мысленно себе поаплодировала.

– Ну и хорошо, что друга нет, – сказал он с еле заметным облегчением в голосе.

Еще вчера Аллочка ответила бы, что друга нет, но сердце прочно занято Селивановым. Это из-за него она пришла к Зое Павловне. Хотела поговорить про ее невестку. А вдруг у нее получилось бы понять, почему из-за Николь Артем бросил Аллочку. В чем причина, чего в этой долговязой модели было такого, чего не было в Алле?

А сейчас она прислушивалась к себе и понимала, что в ее душе нет никакой любви. Есть обида, недосказанность, незавершенность… Но любви нет. Одна горечь. Ведь если бы она продолжала любить Артема, разве частило бы так сердце из-за внимания к ней Владимира Орефьева? Или частило бы? Аллочка совсем запуталась.

В этот момент хлопнула входная дверь – вернулась Зоя Павловна. Она сразу пошла на кухню и загремела чашками. Когда Кучинская зашла к ней проститься, Орефьева заворачивала не съеденный Аллочкой «Красный мак» в фантик с тем, чтобы снова вернуть его в конфетницу.

Глава 19

Макар Евграфович был очень плох. Кира просидела у него всю ночь. Он лежал тихо-тихо, в лице не было ни кровинки. Только гудел аппарат, к которому были подключены провода, закрепленные на его теле. По экрану бегала ломаная линия, показывающая, видимо, работу сердца.

Кира все пыталась вспомнить, почему у нее вчера возникло тревожное чувство, когда она отправляла Самохина в больницу. Что-то мелькнуло у нее в голове, когда она смотрела на старика. Но пока вызывала неотложку, собирала вещи в больницу, документы, страховку…

Что же ее так обеспокоило? Она закрыла глаза и попыталась восстановить события. Вот она приходит к Самохину, моет посуду, заходит к нему в спальню… Потом вызывает скорую, появляется доктор… Опять пронеслась какая-то мысль, смутное воспоминание, но… нет, не вспомнила.

Ночью время от времени заходила медсестра, и Кира с тревогой следила за ее манипуляциями. Сестричка меняла капельницы, крутила колесико, чтобы лекарство попадало в вену то медленнее, то быстрее, ставила Самохину уколы, мерила давление…

Под утро, едва Кира задремала, облокотившись о спинку стула, как стремительно вошел врач. Он был похож на великовозрастного старшеклассника: длинный, узкоплечий и какой-то неловкий. Рукава его распахнутого халата были слишком коротки, длина брюк позволяла демонстрировать коричневые хлопчатобумажные носки, светлые кудрявые волосы стянуты в хвост, а глаза спрятаны за поблескивающими стеклами очков.

– Ну что, девушка, похоже, кризис миновал. Больной, конечно, еще слаб, но самое плохое позади. Так что идите домой, выспитесь… И, кстати, какие он таблетки принимал? Надо бы глянуть. В его вещах лекарства не было.

Доктор внимательно посмотрел на Кораблеву, и она увидела, что он очень молод.

– А я и не знаю. Видела у него такой пузырек… – и тут Киру озарило. Она вспомнила, что ей показалось подозрительным. – Я съезжу к дедуле домой и привезу бутылочку.

Девушка вскочила со стула.

– Дедуля, говорите? Надо же, какая любящая внучка, – сказал эскулап недоверчиво. – Сейчас такое не часто встретишь… Ну, привезите, буду вам премного благодарен.

Кире стало смешно. «Сейчас такое не часто встретишь…» Врачу от силы лет тридцать, что он в своей жизни видел-то?

Она выскочила на улицу. Кораблева так спешила проверить свою догадку, что тормознула такси. Вообще-то для нее такие траты были недопустимы, полученные отпускные заканчивались, на работу только через неделю, да и зарплату когда еще получишь! Можно, конечно, аванс попросить, но это все равно не выход из положения.

Таксист попался разговорчивый, и всю дорогу до дома Самохина говорил о политике, костерил санкции, ругал капиталистов и с ностальгией вспоминал прежние времена. Рассчитавшись с ним, Кира легко взбежала на третий этаж и попыталась вставить ключ в замок квартиры Макара Евграфовича. Он почему-то не вставлялся. «Ключ, что ли, не тот взяла»? – удивилась Кира.