В этот же день Акламин поехал в театр за два часа до начала спектакля, в котором Ева играла главную роль.
За кулисами царила обычная суета. Мелькали работники сцены, актеры, то тут, то там раздавались чьи-то голоса.
Ева приготавливала себя для грима. На ней был воздушный блузон и длинная юбка.
Появление в гримерной Аристарха вызвало у Нарлинской недоумение. Она посмотрела в его удостоверение и недовольно поморщилась, сообразив, кто сообщил оперативнику о ней. С сожалением пригласила его сесть рядом.
Но в стенах гримерной Ева не стала разговаривать с Аристархом. Не хотела, чтобы кто-нибудь из работников театра ненароком услыхал, как она будет отвечать. А потом разнес бы это все по другим ушам, прибавляя и привирая при этом.
Они вышли на улицу, начали медленно прогуливаться взад-вперед.
День был солнечным. Лучи то слепили глаза, когда они шли в одну сторону, то пекли затылки, когда поворачивали обратно. Легкий ветер обдувал их.
Акламин расстегнул пуговицы летнего серого пиджака. Нарлинская слегка щурилась от солнца и смотрела перед собой.
Сбоку тротуара несколько голубей что-то клевали. Выделялся один с белой грудкой. Он прогуливался гордо и независимо, не обращая внимания на других своих сородичей и на людей, топающих по тротуару.
Прохожие восторженно таращились на актрису, узнавая, оборачивались, показывали на нее и даже приветственно кивали ей, поймав блуждающий взгляд.
Отбросив всякие формальности, и, зная, как прошла беседа между нею и Корозовым, Акламин сказал:
— Вам известно о похищении Ольги Корозовой.
— Конечно, известно. Глеб сказал об этом, — ответила девушка и кому-то, кто поздоровался с нею издалека, кивнула.
— Что заставило вас предупредить Глеба об опасности для его жены?
Аристарх ожидал услышать от Евы что-либо толковое, но оказалось, сильно ошибался. Нарлинская, избрав для себя защитную манеру, стала как бы в боксерскую стойку, и Акламин услыхал:
— Вы о чем?
— Ведь вы предупредили Корозова заранее.
— Как я могла его о чем-то предупредить, если мне ничего не было известно? — ответила девушка, показав на лице такое искреннее изумление, что другой бы на месте Акламина замешкался.
Однако Аристарх выслушал ее спокойно, неулыбчивое лицо оставалось невозмутимым. Стало ясно, что Нарлинская не собиралась открываться, что голыми руками ее не возьмешь. Все это как-то не вязалось с ее скромной обаятельной внешностью.
Между тем, для Акламина подобное было привычно. Всякое новое дело начиналось почти одинаково. Подозреваемые с первого момента отказывались, и загонять их в угол приходилось постепенно с помощью фактов, свидетелей, улик.
ebooksa