У всякой драмы свой финал

22
18
20
22
24
26
28
30

— Боже, сколько дури в твоей голове! — отшатнулся Антон.

Ева то ли с некоторым опасением, то ли с некоторой досадой отозвалась:

— Ведь ты не успокоишься, пока Ольга не окажется в твоей постели.

Рука Дорчакова снова обхватила ее плечи, а его голос тихо покатился ей в уши:

— Мне не нравится, как ты сегодня говоришь и смотришь на меня, — он мягкими пальцами прошелся вдоль ее красивой спины, погладил ниже и оттолкнул от себя.

Ева юркнула в дверь гримерной, а он смотрел на дверное полотно долгим холодным взглядом. Нарлинская все еще притягивала его, но Ольгу сейчас он хотел больше.

Этим же вечером о похищении жены Корозова Ева сообщила Думилёвой и Ватюшкову. Каждый из них воспринял новость по-своему.

Евгения не изменилась в лице, и было невозможно понять, как новость отозвалась в ее голове.

Андрей тоже как будто пропустил новость мимо ушей, с очарованием смотрел на Еву и ни о ком больше не хотел слышать. Между тем, через некоторое время, как бы очнувшись и вспомнив об этой вести, уверенно и определенно выдал Еве:

— В этом замешан кто-то из наших друзей, моя красавица. Они между собой, похоже, перегрызлись. Ты обрати внимание, как они стали смотреть друг на друга. Того гляди, удавят один другого! Кто-то из них похитил ее для себя, чтобы не досталась сопернику. Я их знаю, как облупленных. С нашими друзьями надо постоянно быть настороже. Они в любую секунду из заклятых друзей могут стать завзятыми недругами. Всегда держи ушки на макушке. У меня глаз наметанный, моя красавица.

Ева пожала плечами, не стала утверждать обратного, и не дала ему повода, чтобы он подумал, что она согласилась с ним.

Дорчаков, как обычно вычурно одетый, был на репетиции новой пьесы, когда в зале появился Ватюшков в синей рубахе с короткими рукавами, которые казались маловатыми для его округлых бицепсов. Андрей тихонько прошел вперед ближе к сцене, сел за спиной у Антона, наблюдавшего, как молодой режиссер старательно объяснял актеру, что эту сцену в пьесе надо сыграть иначе.

Однако актер тоже был молодым и никак не мог преодолеть в себе собственного видения роли. Ему казалось, что режиссер требует что-то запредельное, что создаваемый им образ не должен быть таким.

Дорчаков слушал, слушал и, наконец, не выдержал, подал голос:

— Да что ты мучаешь его? — обратился к режиссеру. — Выйди на сцену и покажи, как ты видишь этот фрагмент?

Режиссер выбежал на сцену и трижды показал, как надо сыграть, после чего актер все хорошо повторил.

Антон глубоко вздохнул, прижался к спинке заскрипевшего кресла и почувствовал, как ему в затылок кто-то настойчиво сопит. Недовольно обернулся:

— А, это ты, Андрюха? Чего пыхтишь, как будто в гору бежишь и тащишь груженую хламом телегу? Что-нибудь надо? — неторопливо протянул через плечо свою руку для пожатия.

Андрей сжал протянутую руку, чувствуя, как она выскальзывала из его жесткой широкой ладони, и чем больше сдавливал ее, тем все меньше ее оставалось в его пятерне. Разжал ладонь, проследил, как рука Дорчакова плавно уползла, и шепнул:

— Надо кое-что обсудить, Антоша.