У всякой драмы свой финал

22
18
20
22
24
26
28
30

Он верил, что и к Еве ему удастся найти подходы. Спокойно и серьезно продолжил:

— Тогда что вы имели в виду, говоря ему об опасности?

— Я говорила ему, что мне страшно остаться одной, что боюсь этого, что любая девушка опасается быть одинокой, и чтобы он не подвергал такой опасности свою жену Ольгу. Вот и все. И больше я ничего не знаю. Не нужно из моих слов делать трагедию и какие-то невероятные выводы. Да, я испугалась, когда он сообщил о похищении Ольги, невольно перенесла подобное на себя и испугалась за себя. Но что в этом удивительного? Всякую девушку могут испугать такие события. Всякую.

Аристарх заметил, как Нарлинская, говоря, украдкой стреляла глазами по сторонам. Ей определенно нравилось, когда ее узнавали прохожие, хотя старательно делала вид, что не обращала на них внимания. Однако сразу вся выпрямлялась, подавала вперед грудь, на лице появлялась блуждающая улыбка.

А вот когда встречные люди проходили мимо безразлично, видимо, не были театралами и не обращали внимания на многочисленные афиши с ее лицом, она заметно грустнела и становилась маленькой серой мышкой, хотя и очень красивой.

Голос Акламина снова тронул ее ушные перепонки:

— Значит, вы не подтверждаете, что предупреждали Глеба об опасности для его жены?

Ева кивнула. И пожала плечами. Она ничего не собиралась подтверждать. И никто не мог этого подтвердить. Свидетелей не было. А Корозов мало ли что может наговорить. Язык без костей.

— Я не знаю, почему он решил, что я его о чем-то предупреждала. Не знаю, — сказала.

Аристарх наткнулся на стену. Все его последующие вопросы отлетали от нее, как горох. Стена была непробиваемой.

Тон Евы был дружелюбным, но не более того. Ее подозрения связаны с членами триумвирата, однако вплетать полицию в их запутанные отношения было не просто нельзя, а недопустимо.

Она стала поглядывать на часы, приближалось время спектакля, к дверям театра потянулись зрители, а ей еще нужно было приготовить себя.

Акламин выразил сожаление, что разговор не состоялся и стал прощаться.

Ева направилась к служебному входу, бросив напоследок:

— Я была бы рада помочь, но ничем не могу.

Аристарх проводил ее взглядом. Твердой скорлупкой оказалась Нарлинская. Даже если предположить, что она явно ничего не знала, все же, наверняка, кого-то подозревала, и подозрения эти могли иметь под собой определенную почву. Они могли бы стать ключом к разгадке.

Между тем, ключик в руки не давался. Стало быть, Нарлинской следовало заняться основательно. Этот разговор был только первым, последуют и другие.

Не успела Ева закрыть за собой дверь служебного входа, как перед нею возник Дорчаков, сильно пахнущий духами. В яркой оранжевой рубахе с широким воротом на заказ. Ему уже доложили, что Нарлинской заинтересовалась полиция. И он своей гибкой рукой обнял Еву за плечи:

— Что нужно от тебя полиции?

Она не могла ответить ему прямо, чтобы не вызвать серию других вопросов, и на ходу вышла из неприятного положения: