Стеклянные тела

22
18
20
22
24
26
28
30

Вверх по лестнице на четыре пролета. Навстречу мне никто не попадается, и на лестничной площадке тихо.

Звонок не работает, так что я стучу – и одновременно вхожу в роль. Мой спектакль, премьера которого состоялась на Сальтшёбанан и который я потом дал и на Стрэнгнэсе, и в Сконе, разыграется наконец на сцене, на которой все началось.

Когда он открывает дверь, у него недовольный вид.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.

Я не отвечаю.

Пару секунд стою и осматриваюсь. В прихожей голубые обои, за занавесками на кухне – несколько пеларгоний. На вешалке – стертая трость.

– После обеда вы оба можете зайти ко мне в контору, – сказал он и встал из-за стола. – Захватите Прощение, которое висит в прихожей. – Мы переглянулись – мой брат и я, – а мама сказала, как всегда: «Lyde og lære er ungdoms ære og en skal lyde Gud mer enn mennesker[22]».

– Я принес проценты, – говорю я и достаю из нагрудного кармана пачку купюр. – В последний месяц дела шли хорошо, но не настолько, чтобы я мог начать отдавать долг.

Он презрительно смотрит на меня, забирает деньги и пересчитывает, повернувшись спиной.

Папа вошел ко мне в комнату.

– Мы не отмечаем дни рождения, – сказал он и протянул мне сверток. – Но я сделал исключение и подарил такую же твоему брату. Надеюсь, тебе понравится.

Он повернулся и вышел. Когда дверь закрылась, я разорвал бумагу и открыл коробку. Это была книга в твердом переплете – «Преступление и наказание» Достоевского.

Именно в этот момент я понимаю, что ничего не стою.

Я считал себя гениальным – а на самом деле лишь подбирал объедки.

Вроде тех, что лежат спрятанными в уголках моего мозга.

Пора, думаю я.

Я достаю топор, принесенный под курткой, и поднимаю его обеими руками.

– Я ненавижу тебя, папа, – говорю я, и никогда еще я не бывал настолько честен. – Ненавижу тебя.

И, не чувствуя, что делаю, почти без напряжения бью его обухом по голове. Удар приходится прямо в темя, по сальным седым волосам. Он издает сдавленный крик и оседает на пол, вскинув руки.

Он стоит передо мной на коленях на полу прихожей, изумленно глядя на меня. Рот открылся, губы шевелятся, словно он пытается что-то сказать.