Inferente. История одного письма

22
18
20
22
24
26
28
30

Наступала ночь, и оставалось развлекать себя разве что песнями. Этим я и занялась.

К моему удивлению, Лиум не сразу пошёл спать, а составил мне компанию. Мы спели ещё песен пять, и поговорили между делом.

— Знаешь, несмотря на случившееся, мы всё же оказались в хорошем месте, — неожиданно оптимистично заметил парень. — Работать бортмехаником такого корабля действительно интересно.

— Могу поговорить с Корсаком — думаю, он бы с удовольствием взял тебя в команду, — ответила я, подмигнув.

— А ты? — осведомился он. — Что думаешь делать?

Я взглянула на звёзды. Долгосрочные планы — не мой конёк. Последний раз, когда я их составляла, всё полетело в топку. Поэтому сейчас не рисковала с этим. Да и понятия не имела, что планировать. Но точно знала одно: куда бы на этот раз меня ни забросила жизнь, я хочу летать. И чтобы рядом были свои люди. И обязательно — мой самый лучший друг юности.

— Поживём — увидим, — тепло улыбнулась я, и, пожелав парню спокойной ночи, провела его взглядом. А потом, очень тихо, завела новую песню.

На этот раз она была о полётах, свободе и счастье, которое непременно ждёт того, кто готов за него побороться. О тепле, что греет душу, когда близкие рядом, или когда веришь от всего сердца, что скоро будут.

Она пробуждала воспоминания, которые уже давно лежали где–то на дне моего мысленного хранилища, и окутывала приятной пеленой.

И, конечно, в этой песне не было ни единого слова.

Глава 28. То, что вспомнила Габриэлла

Однажды, родители Дигори и Дрейка уехали к родственникам на неделю. Погода была не самой лучшей — середина ноября говорила о себе влажной прохладой и моросящим дождём.

Впрочем, поначалу тот вечер выдался более–менее ясным, и я не упустила возможности пойти на аэродром. У Дрейка были дела, поэтому он не успел на взлёт, и подошёл чуть позже. Наблюдая за тем, как я пытаюсь хоть мало–мальски пилотировать, парень плотнее запахивал плащ и натягивал картуз. Все помещения были уже закрыты, а у пилота, старого Джека, оказалось удивительно хорошее настроение, и мы летали раза в два дольше обычного.

Ночь опустилась на поле, где мы занимались. Дрейк переступал с ноги на ногу, прыгал на месте, ходил и делал всё, чтобы не замёрзнуть. Но под моросящим дождём и пронизывающим ветром это получалось слабо даже в водонепроницаемом плаще. От влажного холода, пробирающего до костей, он защитить, конечно же, не мог.

Я же потеряла счёт времени, лишь сосредоточенно выполняя команды. Кто знал, когда мне в следующий раз выпадет такая возможность! Водить в такую погоду было немного страшновато, но я очень хотела этому научиться, чтобы быть готовой ко всему.

Когда мы пошли на снижение, солнце уже давно село за горизонт, и дорожка освещалась сигнальными огнями. На аэродроме было пусто, и только одна фигура маячила на периферии.

Из аэростата я буквально вылетела, довольная донельзя, и сердечно поблагодарила пилота. Я не обращала внимания ни на темень вокруг, ни на холод, охватывающий каждую клеточку.

— Думаю, тебе пора идти, — усмехнулся он, указывая на Дрейка, который уже шёл в нашем направлении.

— Точно. Спасибо вам! — кивнула я, и пошла навстречу другу.

Лишь приблизившись, я заметила, в каком он состоянии: промокший, замёрзший, в грязных резиновых сапогах и с моим дождевиком под рукой. Стоит отдать должное — он держался молодцом, и даже унимал дрожь в теле.